Опции

[zadushevnii]

Конечная остановка.
Жизнь – словно поезд, что мчится и мчится, всё дальше и дальше. И где остановка, на которой надо сойти? Никто не знает ответа на этот вопрос. Ни машинист, ни кондуктор, ни, тем более, пассажир. Ведь они одно и то же лицо. Холодом. Холодом окутывает поезд перед конечной остановкой.

Холодом. Повеяло холодом. Бег. Всё что осталось мне – бежать. Вдаль. Куда глаза глядят. Холодная рукоять обжигает ладонь. Вытерев лицо я целую твои губы. Встаю с колен и смотрю на тебя, на твои, запечатлённые кровавым поцелуем, губы.
Странно, тебя уже нет, а люди даже не понимают этого. Я двигаюсь в толпе. Нет, я не бегу, просто быстро иду сквозь людей. Случайно толкнул старушку. Она, в свою очередь, толкает меня и начинает выкрикивать ругательства вслед моей удаляющейся спине. Иду, плевать, главное не оборачиваться. Если бы не ты, то я бы обязательно ответил ей, но…
Я иду. Сколько? Не знаю, может пару часов, а может 10 минут.
В этом районе я не бывал ни разу. А ты всё ещё там? Думаю, да. Когда тебя найдут, меня уже не будет в городе. По крайней мере, я на это надеюсь.
Такси. Ловлю такси и еду к вокзалу. 200 рублей, плевать, даже спорить не стану. Сигареты. Чёрт! Наверное, обронил, оставив тебе, наверное. Что бы купить? Пачку «Sabotage». Да, чёрная пачка под стать сегодняшнему дню.
На Москву один билет. Чёрт, нет билетов. Тогда на Питер. Твою мать, на сегодня тоже нет. Есть только на Севастополь. Севастополь, так Севастополь. Сижу в зале ожидания, до отправления ещё час. Как медленно бежит время.
Видимо уснул, потому что будит охранник и просит покинуть здание вокзала.
Пиzдец, да что ж это такое то? Я опоздал на поезд.
Иду на улицу, первый час ночи, холодно.
Твоя ладонь на моём запястье, застывший в горле крик, а в глазах ужас и надежда. Надежда на то, что всё это моя глупая шутка, и сейчас это кончится, чем бы это ни было. Смотришь на меня и просишь прекратить. Отпустить твою руку, что тебе больно. А мне не больно? Я молчу и …
Бутылку пива, нет, лучше водки. И коробку зефира в шоколаде. Видишь, я помню о тебе, твоё любимое лакомство. Я оплакиваю тебя. Сижу на набережной, давлюсь водкой и зефиром и плачу…
Блин, куда же я опять дел сигареты? Ладно, поднимаю чинарик и щёлкаю зажигалкой. Мог ли кто-нибудь, особенно ты, подумать, что я буду добивать чьи то сифозные басики? Но мне уже плевать, и эти 4 с половиной тяжки самые приятные в моей жизни.
Начинается снег. Если тебя ещё не нашли, то тебя укроет этим белым пушистым снегом как одеялом, и тебе больше не будет холодно.
Я вспоминаю нашу первую встречу. Я вспоминаю тебя. Твою улыбку, глаза, волосы, губы. Самое лучшее, что было в тебе кроме меня, твои губы. Твоя кожа пахла то ли ванилью, то ли карамелью. Но сегодня она пахла дерьмом, твоей сущностью, в сущности. Как жаль. Жаль…
Удаляю твой номер телефона из записной книжки мобильного. Теперь ты мне не то что не позвонишь, sms’ку даже не отправишь. А я любил твои sms’ки, полные любви, секса, интриги, в общем лжи.
Звонит друг и зовёт потусить в клуб. Говорю, что уже собираюсь спать. Он спрашивает, почему звук. Будто я на улице. Говорю, что курю на балконе. Он, не прощаясь, вешает трубку. Лучше б сам повесился, придурок.
Я даже и не понял, что произошло, как я мог сделать такое. Твои губы что-то произносили, шептали, просили помощи, из глаз текли слёзы, а тело медленно оседало. Мы стояли, вернее я стою, а ты уже лежишь, на крыше какого-то дома, и крики твои, скорее всего, никто не слышал. Ещё минуту назад мы молча стояли у входа на крышу, и я не выдержал твоих оправданий. Что на меня нашло, я даже не знаю.
Автомобильный мост. До земли несколько метров, наверно около семи. Внизу пролетают машины, пусть и редко, но всё же мой силуэт постоянно освещается фарами. Я сижу на перилах и курю сигарету, которую стрельнул у позднего, а может раннего прохожего. 4 часа утра, а может быть ещё ночи. Достаю твою фотографию и пишу на ней своё признание. Пишу, что именно я вонзал в тебя заранее приготовленный нож снова и снова. Из-за твоей измены.
Господи, что же я такое наделал, что же я за урод то такой? Я убил тебя. Венец человечества. Дитя божье…
Шаг вперёд. Приближающийся асфальт. Секундная боль. Темнота. Окутывающий холод. Ничего.
***
Ничего. Холод. Темнота. Стремительно разливающаяся по телу боль. Свет.
Я в палате. Ко мне прицеплены какие-то приборы, которые разрывают мои барабанные перепонки своим жужжанием и пиканьем. Я плачу. Я рыдаю. О тебе. И о боге. Который не хочет меня видеть. Не хочет забрать меня к себе. Остановка сердца. И, кажется, это моя конечная. Остановка.
3/XI/2007

[Strannica]

Солнце поднималось над долиной горной реки и возвращало к жизни все вокруг еще на какие-то часы. первые лучи касались поверхности воды и казалось, что мир прекрасен, и что кроме любви и добродетели не существует ничего больше.
Так оно и было, вернее казалось на первый взгляд, в небольшом поселке на берегу той самой реки. Наврятли можно назвать поселком те несколько домиков, построенных неизвестно когда, но имеющих такой вид, как будто они стоят здесь целую вечность и являются уже частью этого пейзажа.
В одном из таких домиков жил мальчик по имени Ваня, который провел здесь все свое детство и считал себя практически хозяином этой местности. Хозяином, потому что не было другого человека, заставившего бы его в этом усомниться.
Каждый день Вани был похож на другой и такое постоянство его не пугало, а скорее наоборот, всилу привычки, делало жизнь приятной и спокойной.
Помимо мальчика, в поселке жили еще несколько семей, имевших детей либо совсем взрослых, либо еще совсем младенцев. Так что никому из них не было дела до Ваниных проделок и его свободу никто не органичивал.
Ваня никогда ни с кем толком и не разговаривал, а порой забывал даже поздороваться с кем-нибудь из обитателей поселка. Ему казалось, что здороваться с людьми нет необходимости, если не собираешься завязывать разговор. А говорить было особо не о чем, т.к. жизнь здесь спокойная и ничего интересного, из чего можно было бы получить выгоду, не происходило.
Единственным другом Вани, хотя мальчик никогда не называл такое чувство дружбой, был цветок, орхидея, которая росла одна среди камней на одном из берегов реки. С ней Ваня мог разговаривать о чем угодно, озвучивать то, что не решался сказать в присутствии кого-либо или даже наедине с самим собой. То есть как говорить... Наврятли такое можно назвать дружеским диалогом... говорил только Ваня. Но в этом ответном безмолвии, трепетании лепестков на ветру было что-то волшебное... она вдохновляла его.
Однажды, мальчик пришел к тому камню и увидел, что лепестки орхидеи опущены, а листья приобрели желтоватый оттенок. это не было похоже на подготовку к зиме... это вообще ни на что из увиденного им ранее не было похоже. Цветок умирал.
Ваня, быть может впервые в жизни, испугался. он никогда не думал, что такое возможно. первым, что пришло в голову, было решение навестить семью садовника и спросить, как можно спасти орхидею. Он так и поступил, но на пороге был встречен безразличным взглядом пары глаз и холодным отказом. Садовник был очень занятым человеком и не стал отрываться от дел ради едва-знакомого мальчика и его цветка. Тогда Ваня пришел к отцу... тот не разбирался в цветах и мальчик знал об этом. он надеялся, что отец как-то повлияет на садовника, но тот лишь обнял его и сказал:
- Ты знаешь, сын, а ведь вы с этой орхидеей похожи.
- Знаю, отец. Нам обоим никто не хочет помогать.
- Да, но разница все-таки есть.
Мальчик вопросительно посмотрел на отца.
- Свою судьбу цветок изменить не в силах, а человек - может. Садовник не виноват в том, что случилось с твоим цветком также, как и в том, что отказался помочь тебе. Чтобы изменить окружающих, достаточно изменить себя. Но мы же вспоминаем о других, только когда сами нуждаемся в их помощи.

Цветок погиб и на его месте еще долго ничего не росло. Но рос Ваня... не только физически, но и душевно. Он был самым отзывчивым человеком в этом поселке. Около дома разбил небольшой сад, где выращивал орхидеи, и, проводя время в котором, приготовился встретить свою старость. он часто принимал гостей, а на праздники дарил цветы из своего сада. И был практически счастлив этой умиротворенной жизнью.
Но всякий раз, проходя мимо одного камня, он останавливался. И лишь одинокая слеза катилась по его морщинистому лицу... и чуть-чуть кололо в груди...

[Shnyro4ek]

Солнце поднималось над долиной горной реки и возвращало к жизни все вокруг еще на какие-то часы. первые лучи касались поверхности воды и казалось, что мир прекрасен, и что кроме любви и добродетели не существует ничего больше.
Так оно и было, вернее казалось на первый взгляд, в небольшом поселке на берегу той самой реки. Наврятли можно назвать поселком те несколько домиков, построенных неизвестно когда, но имеющих такой вид, как будто они стоят здесь целую вечность и являются уже частью этого пейзажа.
В одном из таких домиков жил мальчик по имени Ваня, который провел здесь все свое детство и считал себя практически хозяином этой местности. Хозяином, потому что не было другого человека, заставившего бы его в этом усомниться.
Каждый день Вани был похож на другой и такое постоянство его не пугало, а скорее наоборот, всилу привычки, делало жизнь приятной и спокойной.
Помимо мальчика, в поселке жили еще несколько семей, имевших детей либо совсем взрослых, либо еще совсем младенцев. Так что никому из них не было дела до Ваниных проделок и его свободу никто не органичивал.
Ваня никогда ни с кем толком и не разговаривал, а порой забывал даже поздороваться с кем-нибудь из обитателей поселка. Ему казалось, что здороваться с людьми нет необходимости, если не собираешься завязывать разговор. А говорить было особо не о чем, т.к. жизнь здесь спокойная и ничего интересного, из чего можно было бы получить выгоду, не происходило.
Единственным другом Вани, хотя мальчик никогда не называл такое чувство дружбой, был цветок, орхидея, которая росла одна среди камней на одном из берегов реки. С ней Ваня мог разговаривать о чем угодно, озвучивать то, что не решался сказать в присутствии кого-либо или даже наедине с самим собой. То есть как говорить... Наврятли такое можно назвать дружеским диалогом... говорил только Ваня. Но в этом ответном безмолвии, трепетании лепестков на ветру было что-то волшебное... она вдохновляла его.
Однажды, мальчик пришел к тому камню и увидел, что лепестки орхидеи опущены, а листья приобрели желтоватый оттенок. это не было похоже на подготовку к зиме... это вообще ни на что из увиденного им ранее не было похоже. Цветок умирал.
Ваня, быть может впервые в жизни, испугался. он никогда не думал, что такое возможно. первым, что пришло в голову, было решение навестить семью садовника и спросить, как можно спасти орхидею. Он так и поступил, но на пороге был встречен безразличным взглядом пары глаз и холодным отказом. Садовник был очень занятым человеком и не стал отрываться от дел ради едва-знакомого мальчика и его цветка. Тогда Ваня пришел к отцу... тот не разбирался в цветах и мальчик знал об этом. он надеялся, что отец как-то повлияет на садовника, но тот лишь обнял его и сказал:
- Ты знаешь, сын, а ведь вы с этой орхидеей похожи.
- Знаю, отец. Нам обоим никто не хочет помогать.
- Да, но разница все-таки есть.
Мальчик вопросительно посмотрел на отца.
- Свою судьбу цветок изменить не в силах, а человек - может. Садовник не виноват в том, что случилось с твоим цветком также, как и в том, что отказался помочь тебе. Чтобы изменить окружающих, достаточно изменить себя. Но мы же вспоминаем о других, только когда сами нуждаемся в их помощи.

Цветок погиб и на его месте еще долго ничего не росло. Но рос Ваня... не только физически, но и душевно. Он был самым отзывчивым человеком в этом поселке. Около дома разбил небольшой сад, где выращивал орхидеи, и, проводя время в котором, приготовился встретить свою старость. он часто принимал гостей, а на праздники дарил цветы из своего сада. И был практически счастлив этой умиротворенной жизнью.
Но всякий раз, проходя мимо одного камня, он останавливался. И лишь одинокая слеза катилась по его морщинистому лицу... и чуть-чуть кололо в груди...

мм...щас лень читать...потом обязательно прочитаю и заценю