...русский — это человек двухстороннего действия:
он может жить и так и обратно и в обоих случаях
остается цел.
А. Платонов. Чевенгур

Как сказал бы Мастер Дзэн, вы находитесь наверху стофутового столба, и все же вам нужно сделать еще один шаг. Как вы сможете спуститься со столба высотой в сто футов? Вы делаете еще один шаг, и где же вы окажетесь?
Когда Вы спускаетесь с лестницы, вы движетесь в свободном падении в Пустоте. Внешнее и внутреннее, субъект и объект — все теряет свой смысл. Вы больше не «здесь», наблюдая мир, который «там». Вы не смотрите на Космос, вы и есть Космос. Перед вами Единая Вселенная, яркая и очевидная, сияющая и ясная, в которой нет ни внутреннего, ни внешнего, бесконечный свет великого совершенства, спонтанного опыта. Само Божественное искрится в каждом взгляде и звуке, и вы просто являетесь им. Солнце сияет не над вами, а внутри вас, галактики рождаются и умирают, и все это внутри вашего сердца. Время и пространство являются не более чем мерцающими образами на фоне сияющей Пустоты, и вся Вселенная теряет свой вес. Вы можете проглотить Млечный путь одним большим глотком, взять Гею в свою ладонь и благословить ее, и все это будет самой обычной вещью в мире, так что вы об этом даже не задумаетесь./"Краткая история всего" Кен Уилбер.

Жизнь уходит песком сквозь пальцы, чем сильнее сжимаешь, тем быстрей. Раз – и пронеслась, и пора уже. Когда успела? Ад – это чувствовать каждый день, каждую минуту, щекочущую ладонь, бессильно провожать ее взглядом, скрипеть в отчаянии зубами. Ад – это глотать куски безвкусного времени, нарезанного стрелками часов, словно ножницами. Чистые белые листы из бесценной тающей пачки, принимают на себя использованные пакетики с чаем и скорлупу от яиц, скомканные летят в корзину…

Какое удивительное свойство человеческой натуры! В юности ты готов полжизни отдать, лишь бы хоть краешком глаза заглянуть за завесу тайны. А когда эта самая половина жизни проходит, уже что-то отчетливо тянет назад. То ли семья, то ли привычный уклад, то ли кухня с холодильником и батоном колбасы внутри. Вот у ног лежит путь в другой мир, чудесный невозможный, невообразимый. Сделай шаг! Единственный этот шаг стоит больше, чем вся твоя затхлая жизнь. Это же так просто!

Я почему-то вспомнил одну компьютерную игрушку, настолько полюбившуюся, что пройденную многократно. Я начинал ее по-разному: и воином, и торговцем, и пиратом, и наемником, а заканчивал всегда одинаково: персонажем с кармой героя, защитником униженных и оскорбленных. Почему-то… И награды у меня скапливались одни и те же, и злодеев я крошил испытанными способами, и оружие любимое раз от раза не менялось… Черта с два! Прожить жизнь по-другому не получится! Пресловутые перекрестки жизненных дорог меняют действующих лиц, города, род занятий. Но они не меняют тебя по сути. Твоя индивидуальность раскроется независимо от бесчисленных перегрузок.
Мы не сможем прожить жизнь другими. В некотором роде мы и есть наша судьба, которую ничем не согнуть. И из вышесказанного плавно следует, что реинкарнация и бессмертие не имеют смысла. Как и любое другое перерождение без потери себя. Ибо скучно. Все что мог, ты уже показал за земную жизнь.

Акуленко Евгений. Отворотка. Полдень, 21-й век.

Что такое пророк? Это человек, который видит реальность там, где все видят миф. Пророка надлежит оплевать и убить, ибо он оскорбляет мировосприятие общества, низводит авторитеты и подрывает устои. Посмертно его учение принимается – и в новом, изменившемся мире становится очередным мифом.


Для стабилизации системы она должна избавиться от дестабилизирующих элементов, могущих по своей воле влиять на ее равновесие.


Все это вполне крепкие и здоровые, даже цветущие, мужчины в лучшем возрасте зрелой молодости и молодой зрелости: от тридцати пяти до пятидесяти с капелькой лет. Все они выглядят физически крепкими и умственно здоровыми. У них хорошая кожа, хорошие волосы, хорошее сложение, и только премьер для контраста выбран вроде облысевшего Винни-Пуха (чтоб провел непопулярные меры и был сброшен без сожалений). Они кончили приличные институты. Они энергичны и предприимчивы. Они обаятельны и образованны. Они умеют сделать себе деньги и не терять самообладание в экстремальной ситуации. Они нормально говорят без бумажки, тактично шутят и естественно носят дорогие неброские костюмы. Да это просто Большая Белая Надежда! Правительство Национального Спасения и Выхода Из Кризиса!
И нет такого идиотства, которое они не совершили бы за пять лет своих трудов и дней. Нет такой тропы в малиннике, которую они бы не обгадили безо всякого слабительного. Нет такой глупости, которой они не сделали бы по собственной инициативе. Это что-то страшное. Их дешевле свозить к ветеринару и усыпить.


Сдохнуть, конечно, всегда можно, Вечная жизнь ждет нас не в этом мире. И есть подозрение, что не всем она понравится. Имеет смысл не торопиться.

Веллер М. Великий последний шанс.

Кен Уилбер. Краткая история всего.

"И что такое подлинное «я», которое наблюдает за всем этим? Наблюдает за всеми вашими маленькими «я»? Кто или что это такое?
По мере того как вы возвращаетесь обратно в эту чистую Субъективность, к этому чистому Наблюдателю, вы перестаете отождествлять его с объектами: вы не можете отождествлять его с объектами, потому что это не объект! Это не то, что вы можете увидеть. Скорее, когда вы спокойно воспринимаете все на этом уровне развития сознания, наблюдаете, как мимо проплывают мысли, впечатления и явления природы, вы можете начать замечать, что ваше ощущение в этот момент есть просто ощущение свободы, легкости, ощущение не привязанности к любым наблюдаемым объектам. Вы ничего не видите, вы просто находитесь в пространстве внутренней свободы.
Перед вашим взором проплывают облака, проплывают ваши мысли, ваши физические ощущения, и вы не отождествляетесь ни с одним из них. Вы есть открытость, ясность, Пустота, пространство, в котором появляются и уходят все эти объекты. Облака приходят и уходят, ощущения приходят и уходят, мысли приходят и уходят, и вы не являетесь ни одной из них; вы являетесь этим пространством свободы, той Пустотой, той открытостью, в которой все явления возникают, остаются ненадолго и уходят."

Общество в первую очередь поощряет результат, а не личность; последнее обычно бывает как дополнение. Достижения, полезность и т.д. являются идеалами, которые как будто указывают путь из хаоса проблем. Они являются путеводными звёздами для расширения и упрочения нашего физического бытия, для нашего укоренения в мире, но не для дальнейшего развития человеческого сознания, то есть того, что называют культурой./К.Г.Юнг

Упорядочить подземное, проторить для него пути к сознанию - вот в чём я вижу силу, цель, смысл своей крепости. Ибо нужды твои и желания бессвязны и противоречивы. Тебе нужен мир и нужна война, правила игры, чтобы радоваться игре, и свобода, чтобы, играя, наслаждаться самим собой. Изобилие, чтобы почувствовать удовлетворение, и жертвенность, чтобы обрести в ней себя. Ты завоёвываешь добычу ради завоевания и наслаждаешься запасами ради запасов. Любишь здоровье ради ясности разума и любишь одолевать жаждущую плоть, совершенствуя дух и душу. Есть в тебе страсть к домашнему очегу и страсть к побегу на волю. Сочувствие к ранам и стремление ранить самолюбивого из сочувствия к человеческому. Желание растить любовь, оградив её незыблемой верностью, и знание, что любовь существует, несмотря на неверность. Ты хочешь равенства в справедливости и неравенства для восхождения вверх. Из хаоса своих нужд и желаний, из этой земли, усеянной камнями, какое ты вырастишь дерево, чтобы оно вобрало их, упорядочило и вызволило из тебя воистину человека? Какую часовню станешь ты строить из свои камней?/А. Экзюпери "Цитадель"

"И автор, вероятно, с жиру бесится ! Ему желательно, чтобы фиалки прямо на тротуарах росли!" М.Зощенко Это про меня

Стругацкие Аркадий и Борис – Бессильные мира сего/

Есть ли у него друзья? Интересный вопрос. Я и сам хотел бы понять, есть ли у него друзья. Друзья это люди, которых ты любишь за все, за все без исключения. По сути – как самого себя, ибо только с самим собой ты всегда можешь о чем угодно договориться, яростно отхлестать по щекам, а потом простить, плача от нежности. Так вот таких у него нет. У него есть мы, но мы не друзья ему, скорее дети, но – любимые. Но – не на равных. Но – без которых нет смысла существования. Но – ступенькой пониже. Словно вымученная выстраданная книга – для писателя, статуэтка – для скульптора, бриллиант – для мастера. Можно радостно и нежно любить драгоценный камень, извлеченный тобою из грубого нечистого алмаза, но нельзя с этим камнем дружить.

Инстинкт, побуждающий синицу в некий момент времени заинтересоваться прутиком, подобрать его, тащить куда-то на дерево, еще не зная куда, а потом вдруг каким-то образом – каким? – понять: вот сюда, вот в эту развилку, только в нее и никуда больше… Это чудо?
А ученый, среди ночи в полусне-полубреду, вдруг понявший, что надо тензор энергии импульса приравнять, черт его подери, к тензору масс, и тогда все встанет на свои места и Вселенная обретет новый смысл? Это не инстинкт? Только не говорите мне, что это – разум! Я специально спрашивал у математиков, у физиков. Разум нужен, чтобы объяснить открытие, сделать его понятным для окружающих, а главное, для себя. Само же открытие к разуму никакого отношения не имеет. Оно возникает из пустоты, с белого потолка, из указательного пальца…

Если ты хочешь, чтобы через сто лет что-то в этом мире изменилось, - начинай прямо сейчас. Божьи мельницы мелют медленно.

Стругацкие Аркадий и Борис – Бессильные мира сего/

Вообще эти прогрессоры здорово поработали в 19 веке: энергичная попытка решительно двинуть вперед технологию, смягчая технический прогресс мощным развитием гуманитарии (Пушкин, Достоевский, Толстой, Диккенс, Дарвин, Фрейд и пр.). Но все равно – ничего не вышло – победила животная инерция толпы. Изменить ход истории нельзя. Можно только попытаться изменить человека. Но как? Что в нем поменять и на что? Сделать всех добрыми? Но доброта ведь делает пассивным. Сделать всех умными? Но это возможно не с каждым, как не каждого получится натренировать бегуном-разрядником. Сделать терпимыми? Так нет же ясной грани между терпимостью и равнодушием – терпимость, на практике, есть равнодушие в девяти случаях из десяти…
Не знаю. Греческие боги частенько вмешивались в ЛИЧНУЮ жизнь смертных, но никогда даже не пытались повлиять на ход человеческой истории, на прогресс. А теперь вот и людей стало слишком много – боги не успевают уследить за всеми и за каждым. Я вообще не верю в Бога и в богов. Я не верю, что существует разумная сила, способная влиять по своему усмотрению на мою жизнь. Но я верю, что бывают на свете очень странные люди. Я просто знаю это.

Вы ленивы и нелюбопытны. Бог подал вам со всей своей щедростью, как никому другому, а вы – остановились. Вы стоите. В позе. Или – лежите. Вы сделались отвратительно самодостаточны, вы не желаете летать, вас вполне устраивает прыгать выше толпы, вы ДОВОЛЬНЫ – даже самые недовольные из вас…

Почему бесстрашие порождает именно бессовестность? Бессовестность, безнравственность и вообще – равнодушие, холодное, словно задница проститутки. Тайна сия велика есть. Человек будто слетает с последних тормозов. "Ничего не боится". А бояться – при прочих равных, видимо, должен. "Страх божий".

Стругацкие Аркадий и Борис – Бессильные мира сего/

Человек не меняется на протяжении жизни, он просто становится все больше похожим на самого себя (Монро?).

Толпа людей – это уже не люди, это тоже такое особенное опасное животное, непредсказуемое и неопределяемое, никакого отношения не имеющее ни к человеку, ни к человечеству.

Внешность обманчива, сказал еж, слезая с сапожной щетки.

Нас толкнули – мы упали, нас подняли – мы пошли…

Подлинная деликатность всегда незаметна.

Они знают о нас только то, что мы им сами говорим…

Все, что есть хорошего в жизни, либо аморально, либо незаконно, либо ведет к ожирению. Первый постулат Пардо.

Не унижай себя надеждой. Все произойдет само собой или не произойдет совсем. Просто считай, что ты уже мертв, и тогда никто и ничего с тобой сделать не сможет…
В конце концов, все люди слабы. Все, совсем без исключения. И особенно слабы так называемые супермены: они не способны справиться с собой и отыгрываются на других. Тоже слабых…

Хочешь, чтобы тебя услышали – говори глупости…

Стругацкие Аркадий и Борис – Бессильные мира сегo.

Ничего не изменится, пока мы не научимся как-то поступать с этой волосатой, мрачной, наглой, ленивой, хитрой обезьяной, которая сидит внутри каждого из нас. Пока не научимся как-то воспитывать ее. Или усмирять. Или хотя бы дрессировать. Или обманывать…. Ведь только ее передаем мы своим детям и внукам вместе с генами. Только ее – и ничего кроме. ("Я старый хакер, и я точно знаю, что нет на свете программы, которую нельзя было бы улучшить". Но что значит УЛУЧШИТЬ, когда речь идет о ДНК?).
…Но вот ведь что поражает воображение: все довольны! Или почти все. Или – почти довольны. Недовольные – стонут, плачут и рыдают, молятся, бьются в припадках человеколюбия и ничего не способны изменить. Святые. Отдающие себя в жертву. Бессильные фанатики. Они не понимают, что ВОСПИТАННЫЕ никому не нужны. Во всяком случае, пока – не нужны…. Это как неграмотность, аналогия исчерпывающая. Тысячелетиями неграмотные люди были нормой, и это никого не беспокоило, кроме святых и фанатиков. Понадобилось что-то очень существенное переменить в социуме, чтобы грамотность сделалась необходимой. Что-то фундаментально важное. И тогда, как по мановению жезла Моисеева, за какие-нибудь сто лет все стали грамотными. Может быть, и воспитанность тоже пока нашему социуму не нужна? Не нужны нам терпимые, честные, трудолюбивые, не нужны и свободомыслящие: нет в них никакой необходимости, - и так все у нас ладненько и путем. ("Пусть мною управляют. Не возражаю. Но только так, чтобы я этого не замечал…).
Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен. Человечеству сделался бы нужен. Самому себе и ближнему своему. И пока эта тайна не реализуется, все будет идти как встарь. Поганая цепь времен. Цепь привычных пороков и нравственной убогости. Ненавистный труд в поте лица своего и поганенькая жизнь в обход ненавистных законов…. Пока не потребуется почему-то этот порядок переменить…. "В Росси у нас действуют только два закона: закон сохранения энергии и закон неубывания энтропии, - да и те по мере необходимости благополучно нарушаются".

Стругацкие Аркадий и Борис. Град обреченный.
(это не одна цитата, а подборка из текста)

Все прочее – это только строительные леса у стен храма. Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм. Через тысячелетия своей истории, воюя, голодая, впадая в рабство и восставая, жря и совокупляясь, несет человечество, само об этом не подозревая, этот храм на мутном гребне своей волны. Случается, оно вдруг замечает на себе этот храм, спохватывается и тогда либо принимается разносить этот храм по кирпичикам, либо судорожно поклоняться ему, либо строить другой храм, по соседству и в поношение, но никогда оно толком не понимает, с чем имеет дело, и, отчаявшись как-то применить храм тем или иным манером, очень скоро отвлекается на свои, так называемые насущные нужды: начинает что-нибудь уже тридцать три раза деленное делить заново, кого-нибудь распинать, кого-нибудь превозносить – а храм знай себе все растет и растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни разрушить его, ни окончательно унизить невозможно…. Самое забавное, что каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несут в себе спрессованный опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и противоречиях его существования, что каким бы он ни казался отдельным от всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него…. И еще забавно, что храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он растет сам собою, безошибочно вбирая в себя все лучшее, что порождает человеческая история.
…храм – это не только вечные книги, не только вечная музыка….Храм строится еще и из поступков. Если угодно, храм поступками цементируется, держится ими, стоит на них. С поступков все началось. Сначала поступок, потом – легенда, а уже только потом – все остальное. Натурально, имеется в виду поступок необыкновенный, не лезущий в рамки, необъяснимый, если угодно.
…а тебе жалеть меня не надо. Тебе завидовать мне надо. Потому что я знаю совершенно точно: что храм строится, что ничего серьезного, кроме этого, в истории не происходит, что в жизни у меня только одна задача – храм этот сберечь и богатства его приумножать. Я, конечно, не Гомер, и не Пушкин – кирпич в стену мне не заложить. Но я – человек! И храм этот – во мне, а значит, и я – часть храма, значит, с моим осознанием себя храм увеличится еще на одну человеческую душу. И это уже прекрасно!
У храма есть строители. Это те, кто его возводит. Затем, пускай будут жрецы. Это те, кто носит его в себе. Те, через душу которых он растет и в душах которых существует. И есть потребители – те, кто, так сказать, вкушает от него…(все три категории – меньшинство человечества). Большинству ведь только мигни, разреши только – с гиком пойдут крушить ломами, факелами жечь пойдут… было уже такое, неоднократно было! И будет, наверное, еще не раз…
Все в твоей системе хорошо. Одно мне не нравится. Не люблю я, когда людей делят на важных и неважных. Неправильно это. Гнусно. Стоит храм, а вокруг него быдло бессмысленное кишит ("Человек есть душонка, обремененная трупом"). Пусть даже оно на самом деле так и есть. Все равно это неправильно. Менять это надо к чертовой матери…. Только как? До сих пор все попытки изменить это положение, сделать человеческое поле ровным, все поставить на один уровень, чтобы было все правильно и справедливо, все эти попытки кончались уничтожением храма, чтобы не возвышался, да отрубанием торчащих над общим уровнем голов. И все. И над выровненным полем быстро-быстро, как раковая опухоль, начинала расти зловонная пирамида новой политической элиты, еще более омерзительной, чем старая…. А других путей, знаешь ли, пока не придумано. Конечно, все эти эксцессы хода истории не меняли и храма полностью уничтожить не могли, но светлых голов было порублено достаточно. Всякая элита – это гнусно…. Всякая элита, владеющая судьбами и жизнями других людей – это гнусно…. А элита в себе, элита для себя самой – кому она мешает? Она раздражает – до бешенства, до неистовства! – это другое дело, но ведь раздражать – это одна из ее функций…. А полное равенство – это же болото, застой. Спасибо надо сказать матушке-природе, что такое быть не может – полного равенства. Я ведь не предлагаю систему переустройства мира. Я такой системы не знаю да и не верю, что она существует. Слишком много всяких систем было перепробовано, а все осталось в общем-то по-прежнему…. Я предлагаю всего только цель существования…. Ты ведь без поклонения не можешь, ты это с молоком матери всосал – необходимость поклонения чему-нибудь или кому-нибудь. Тебе же навсегда вдолбили в голову, что ежели нет идеи, за которую стоит умереть, то тогда и жить не стоит вовсе. А ведь такие, как ты, добравшись до окончательного понимания, на страшные вещи способны. Либо пустит себе пулю в лоб, либо подлецом сверхестественным сделается – убежденным подлецом, принципиальным, бескорыстным подлецом, понимаешь?.. Либо и того хуже: начнет мстить миру за то, что мир таков, каков он есть в действительности, а не согласуется с каким-нибудь там предначертанным идеалом…. А идея храма, между прочим, хороша еще и тем, что умирать за нее просто-таки противопоказано, за нее жить надо. Каждый день жить, изо всех сил и на всю катушку…(1970-1972, 1975, 1987).

Стругацкие Аркадий и Борис. Град обреченный.

Величие! Ах, как много о нем сказано, нарисовано, сплясано, спето! Что был бы человеческий род без категории величия? Банды голых обезьян, по сравнению с которыми даже рядовой Хнойпек показался бы нам венцом высокой цивилизации…. Ведь каждый отдельный Хнойпек не имеет меры вещей. От природы он научен только пищеварить и размножаться. Всякое иное действие упомянутого Хнойпека не может быть оценено им самостоятельно ни как хорошее, ни как плохое, ни как полезное, ни как напрасное или вредное…. Отсутствие суда внутреннего закономерно и фатально восполняется наличием суда внешнего.


Ведь даже неверующему младенцу ясно, что бог – это хороший человек, а дьявол, наоборот, плохой. Но ведь это же, господа, козлиный бред! Что мы про них на самом деле знаем? Что бог взял хаос в свои руки и организовал его, в то время как дьявол, наоборот, ежедневно и ежечасно норовит эту организацию, эту структуру разрушить, вернуть к хаосу. Верно ведь? Но, с другой стороны, вся история учит нас, что человек, как отдельная личность стремится именно к хаосу. Он хочет быть сам по себе. Он хочет делать только то, что ему делать хочется. Он постоянно галдит, что от природы свободен. А чем, спрошу я вас, занимались на протяжении всей истории самые лютые тираны? Они же как раз стремились указанный хаос, присущий человеку, эту самую хнойпекомышренность надлежащим образом упорядочить, организовать, оформить, выстроить – желательно в одну колонну, нацелить в одну точку и вообще уконрапупить! И между прочим, это им, как правило, удавалось! Хотя, правда, лишь на небольшое время и лишь ценой большой крови…. Так теперь я вас спрашиваю: кто же на самом деле хороший человек? Тот, кто стремится реализовать хаос – он же свобода, равенство, братство, - или тот, кто стремится эту хнойпекомышренность – читай: социальную энтропию! – понизить до минимума?

Стругацкие Аркадий и Борис. Град обреченный.

Всему на свете цена – дерьмо…. Всем этим вашим пахарям, всем этим токарям, всем вашим блюмингам, крекингам, ветвистым пшеницам, лазерам и мазерам. Все это – дерьмо, удобрение. Все это проходит. Либо просто проходит без следа и навсегда, либо проходит потому, что превращается. Все это кажется важным только потому, что большинство считает это важным. А большинство считает это важным потому, что стремится набить брюхо и усладить свою плоть ценой наименьших усилий…. История большинства имеет начало и конец. Вначале большинство жрет то, что ему дают. А в конце оно всю свою жизнь занимается проблемой выбора, что бы такое выбрать пожрать этакое? Еще не жратое?... История большинства имеет конец, а вот история меньшинства закончится только вместе со Вселенной…

Он трудился над сооружением высокой книжной стены. Стена росла, и, кроме нее, не видел он ничего; задачей его было соорудить огромное здание из всех книг на свете. И вдруг часть стены зашаталась, книги начали выскальзывать из кладки и падать в бездну. Сквозь зияющие бреши ворвался страшный свет, и по ту сторону книжной стены увидел он нечто ужасное: в чадящем воздухе - невообразимый хаос, кашу из живых существ и предметов, людей и ландшафтов, увидел умирающих и рождающихся детей и животных, змей и солдат, горящие города и тонущие корабли; он слышал вопль и дикое ликование, лилась кровь, струилось вино, нагло и ослепительно полыхали факелы... В ужасе вскочил он с кровати, чувствуя в сердце давящую тяжесть; все еще оцепенело стоя в лунном свете посередине своей тихой комнаты и глядя на деревья за окном и книгу на ночном столике, он внезапно прозрел.
Он обманут - обманут по всем статьям! Читая, переворачивая страницу за страницей, он жил бумажною жизнью; а за нею, за этой гнусной книжной стеной, бушевала настоящая жизнь. Горели сердца, клокотали страсти, разливались кровь и вино, торжествовали зло и любовь. И все это к нему не относилось, все это происходило с другими, он же чувствовал лишь скользящие под пальцами тени на бумажных страницах. /Г.Гессе

Брэдбери Рей – 451 градусов по Фаренгейту (Фантастика, повеcть) Когда написано!!!!

И очень скоро все стало производиться в массовых масштабах. А раз все стало массовым, то и упростилось. Когда-то книгу читали лишь немногие – тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз, локтей, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг снизилось до известного стандарта. Этакая универсальная жвачка. Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия – собаки, лошади, экипажи – медленный темп жизни. Затем двадцатый век. Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объеме. Сокращенное издание. Пересказ. Экстракт. Не размазывать! Скорее к развязке!
Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи. Потом еще больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты; потом еще: десять – двадцать строк для энциклопедического словаря. Я, конечно, преувеличиваю. Но немало было людей, чье знакомство с "Гамлетом" ограничивалось одной страничкой краткого пересказа в сборнике. Вот вам интеллектуальный стандарт.
Крутите человеческий разум в бешеном вихре, быстрей, быстрей! – руками издателей, предпринимателей, радиовещателей, так, чтобы центробежная сила вышвырнула вон все лишние, ненужные, бесполезные мысли!
Жизнь коротка. Что тебе нужно? Прежде всего работа, а после работы развлечения, а их кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаждайтесь!
Застежка-молния заменила пуговицу, и вот уже нет лишней полминуты, чтобы над чем-нибудь задуматься, одеваясь на рассвете, в этот философский и поэтому грустный час.
Долой драму, пусть в театре останется одна клоунада, а в комнатах сделайте стеклянные стены, и пусть из них взлетают цветные фейерверки, пусть переливаются краски, как рой конфетти, или как кровь, или херес, или сотерн.
Как можно больше спорта, игр, увеселений – пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. Больше книг с картинками. Больше фильмов. А пищи для ума все меньше. В результате – неудовлетворенность. Какое-то беспокойство. Дороги запружены людьми, все стремятся куда-то, все равно куда. Бензиновые беженцы.
Когда школы стали выпускать все больше и больше бегунов, прыгунов, скакунов, пловцов, любителей ковыряться в моторах, летчиков, автогонщиков вместо исследователей, критиков, ученых и людей искусства, слово "Интеллектуальный" стало бранным словом, каким ему и надлежит быть. Человек не терпит того, что выходит за рамки обычного. Вспомните-ка, в школе в одном классе с вами был, наверное, какой-нибудь особо одаренный малыш? Он лучше всех читал вслух и чаще всех отвечал на уроках, а другие сидели, как истуканы, и ненавидели его от всего сердца? И кого же вы колотили и всячески истязали после уроков, как не этого мальчишку? Мы все должны быть одинаковыми. Не свободными и равными от рождения, как сказано в конституции, а просто мы все должны стать одинаковыми. Пусть люди станут похожими друг на друга как две капли воды; тогда все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми другие почувствуют свое ничтожество.

Без досок и гвоздей дом не построишь, и, если не хочешь, чтобы дом был построен, спрячь доски и гвозди. Если не хочешь, чтобы человек расстраивался из-за политики, не давай ему возможности видеть обе стороны вопроса. Пусть видит только одну, а еще лучше – ни одной. Пусть забудет, что есть на свете такая вещь, как война. Если правительство плохое, ни черта не понимает, душит народ налогами – это все-таки лучше, чем если народ волнуется. Устраивайте разные конкурсы, например, кто лучше помнит слова популярных песенок, кто может назвать все главные города штатов или кто знает, сколько зерна собрали в штате Айова в прошлом году. Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, - ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперед, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо факты, которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай Бог, если они начнут строить выводы и обобщения…. Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов и фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы-геликоптеры, порнографию и наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие автоматические рефлексы. Если драма бессодержательна, фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбуждающего – ударьте мне по нервам оглушительной музыкой!

Материализм - это деспот, взгромоздившийся на голову миллионам, и все внутренне жиждут избавиться от него, отдают они себе в этом отчёт или нет. Материализм продолжает существовать потому, что люди не знают самих себя, своё устройство, не знают Природу. Дайте людям пример настоящей культуры, понимая под кольтурой знания и их правильное применение, и тогда ваше дело не пропадёт даром.
/Ливрага Х.А

Лукьяненко Сергей – Танцы на снегу (Фантастика, повесть)

Ну, когда люди хотят помочь друг другу… или если дружатся… это же само собой выходит. Не потому, что надо искупать вину или делать добрые дела. Им не нужны объяснения. Это как мораль и закон, понимаете? Законы придумывают, чтобы заставить людей что-то делать или что-то не делать. Даже если законы хорошие, они значат, что сами люди не хотят по ним жить…. Закон – это костыли для морали.

Добро не навязывают. Надо, чтобы люди изменились сами и захотели изменить свою жизнь.

Танцы на снегу. Человечество пытается быть красивым и хорошим, хотя никаких оснований к этому нет. Словно балерина в пачке и на пуантах пытается танцевать на снегу. А снег холодный. Кое-где твердый, кое-где мягкий, а кое-где проваливается и режет ноги. Только все равно надо пытаться танцевать. Надо стараться стать лучше. Наперекор природе, наперекор всему. Иначе останется только лечь в снег и замерзнуть навсегда.

Не надо никаких гениев, которые хотят сделать весь мир счастливым насильно. Надо лишь помогать тем, кто рядом. Тогда лучше станет всем.

Ноткин Герберт – Темные аллели (Фантастика, повесть)

Нет, масштаб – не мера культуры. Изучая одного человека, можно понять что-то обо всем человечестве. И всякая культура, как жизнь всякого человека, бесценна.
Каждая культура – это ген, кусочек наследственной памяти, генома человечества. И для выживания нужно разнообразие генов и их аллелей…. Спектр культур представляет наш видовой репертуар адаптации. Но культура ведь – это не то, что передается, и даже не то, что определяет жизнь, - это она сама, вся сумма жизни, вся ее местная совокупность во всех формах. И аналог культуры – не геном, а биоценоз, то есть все, что живет в этом уголке мира, так или иначе приспособившись к его условиям.
- А аналог генома в культуре есть?
- В культуре все есть. Это тот самый, не менее захватанный, менталитет, скажем, как совокупность черт характера народа. Вот он и передается, и сохраняется, и не дает вывести за два поколения нового улучшенного человека, на что мы неутомимо надеемся, проводя ухудшающий набор. "Сорок лет побродить по пустыне – и исчезнет психология рабов". Вот уже и сорок, и сто сорок лет бродим, а рабство и холопство прекрасно воспроизводится.

Полдень, 21-й век.

Ноткин Герберт – Темные аллели (Фантастика, повесть)

А ты – ты вспомнил, из какого ты рода, из какой проклятой страны? А я тебе напомню. Это недозрелая, недоделанная страна идущих, смотрящих и думающих назад. Они нажираются у своих вечных огней и потом ссут в них – и жгут в них тех, у кого в голове еще что-то осталось. Это страна недоразвитых умельцев: они мастерят из игрушек бомбы и подбрасывают в свои детские сады. Это страна недоношенных выродков: они вытаскивают из машины семью с малыми детьми и убивают – всех! – чтобы покататься! Это страна воров-идиотов, они крадут спасательные жилеты со своих кораблей, асфальт из своих дорог и будущее у своих детей. Это страна несчастных, проклятых, не выросших детей. Ведь все эти чудовищные, вечно пьяные, скотски- жадные, зверски-недалекие убийцы – просто не воспитанные людьми дети, в которых не вложено человеческое: некому было, нечего было – и было не до них. И сейчас не до них, потому что их безумно, безудержно, бесконечно ворующие отцы, матери, правители и законодатели, лишенные любви, лишенные совести, лишенные желания добра, - такие же несчастные, проклятые, не вошедшие в разум дети!

Полдень, 21-й век.

Ноткин Герберт – Темные аллели (Фантастика, повесть)

Странно, но в том будущем, которое так стремится к всеобщей унификации, к сглаживанию особенностей, к единым и универсальным протоколам, именно те, у кого на лбу написано "я – как все", окажутся неконкурентноспособными, исчезнут в массе; а не исчезнут как раз отличающиеся. Непохожесть, неповторимость, истинная оригинальность станет единственным пропуском в духовное существование, уже стала…. Что? Что у них есть такого, чего нет у других? Чем выделяются? Художественным чутьем – да, многие. Легким отношением к жизни и смерти – большинство. Воровством – все. Это ли основа вечной жизни? Что же еще у них есть? Доброта – и жестокость. Изобретательность – и лень. Стремление к радости – и отсутствие инстинкта цели. Быстро схватывают – и плохо учат. Горячо начинают и рано устают. Все ненадежно. Это не скала и даже не глина, это – может быть, золотой, но – песок. Что на нем построишь? Его только добывать и обменивать на то, что построили другие, на другой земле…

Полдень, 21-й век.

Бескаравайный Станислав – Сингулярность и преемственность.

Публицистика. О возможных направлениях развития человечества.

Цитата: Закон Мура действует исправно, и мощности суперкомпьютеров двадцатилетней давности сейчас никого не впечатляют. То, что вчера было прорывом, сегодня есть в каждом доме. Следовательно, за сравнительно короткий исторический промежуток времени ИИ (искусственный интеллект), созданный на передовых машинах, на суперкомпьютерах, сможет интегрироваться во всемирную паутину. Техносфера приобретет качества самоуправления, самоорганизации.
Это как раз то, что в рамках трансгуманизма принято называть сингулярностью.
Каково же будет качественное изменение отношений между человеком и техносферой в случае создания ИИ?
Это будет переворот отношения к человеку, причем самый страшный из всех, бывших до того. По И.Канту, человек должен быть не средством, а целью. Но парадокс в том, что пока Homo sapiens остается средством – неизбежно приходилось делать его и целью. Если государство стремится послать солдата на войну, надо ждать хотя бы пятнадцать лет от момента его рождения. Допустим, человек перестает быть средством, - ни его тело, ни его аналитические способности, ни его эмоции уже не смогут выступить на рынке первосортным товаром. Машины все сделают лучше. В этом случае целью человек будет оставаться только по инерции, за ним остается лишь роль потребителя.
И статус потребителя, как финальной причины существования техники, вовсе не спасает человека от деградации.
Сейчас уже никто не желает учить сведения, которые в любой момент, при ничтожных усилиях можно получить в Интернете. То есть от необходимости знать, где в какой книге находятся ответы, люди переходят просто к умению грамотно формулировать вопрос. За этим почти неизбежно последует новый шаг – формулировать свои пожелания. Но если личный микрокосм человека будет состоять из элементов, поставляемых поисковой системой, и если программа будет указывать лучшие варианты решений, - то даже "слабый" ИИ станет лучшим кормчим в этой искусственной вселенной. Несколько сгущая краски, можно сказать, что характер ребенка сформируется в зависимости от свойств поисковой системы и программы-опекуна – ведь даже родители станут полагаться на почти безошибочные советы компьютеров.
В не самой приятной перспективе мы получаем симбиоз – человек не сможет создавать никаких других смыслов жизни, кроме тех, что уже заданы ему необходимостью потребления. Его личный микрокосм состоит только из элементов, смоделированных компьютером, а решения в этом микрокосме принимаются только по калькам компьютерных решений. Человек становится неким полумагическим элементом, который живет вроде бы для себя, но уже и для техносферы. А техносфера, еще будучи не в состоянии осмыслить сама себя, использует человека как замыкающее звено ее причинно-следственных связей.

…Основное требование для сохранения за человеком его статуса – это неограниченные возможности роста его умственных способностей. Лишь обретя возможности по самосовершенствованию, присущие сейчас компьютерам, человек, как субъект, останется во главе техносферы. Так сказать, на вершине пищевой (интеллектуальной) пирамиды. Подобную трансформацию называют перекачкой (или преображением) – сознание человека оцифровывается и переводится в машину…

Скоро программы-переводчики станут напоминать трансформаторы с электроподстанцией: тексты будут сплошным потоком переводиться в качестве, достаточном для уверенной передачи информации. Большая часть населения планеты будет понимать английский. Вымрут редкие языки. Интернет обеспечит доступ к любым открыто выложенным данным. Мы получим если не единое информационное поле, то, во всяком случае, что-то максимально к нему близкое.
Одновременно идет процесс, который О.Шпенглер описал как сосредоточение цивилизации в мировых городах. Целые страны отчаянно борются с провинциальностью и тем не менее становятся провинциями. Без крупных научных проектов наука любой страны обречена выродиться в пересказ чужих учебников. Аналогично – с литературой и кино.
Информацию все легче трансформировать, но все сложнее создать что-то принципиально новое на основе имеющихся данных, - вот противоречие, которое будет обостряться в течение ближайших десятилетий.

Полдень, 21-й век, 2012, №4

Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались своими делами, их исследовали и изучали, может быть, так же тщательно, как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольством сновали люди по всему земному шару, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом ведет себя так же. Никому не приходило в голову, что более старые миры вселенной - источник опасности для человеческого рода; самая мысль о какой-либо жизни на них казалась недопустимой и невероятной. Забавно вспомнить некоторые общепринятые в те дни взгляды. Самое большее, допускалось, что на Марсе живут другие люди, вероятно, менее развитые, чем мы, но, во всяком случае, готовые дружески встретить нас как гостей, несущих им просвещение. А между тем через бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с высокоразвитым, холодным, бесчувственным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы превосходим вымерших животных, и медленно, но верно вырабатывали свои враждебные нам планы. На заре двадцатого века наши иллюзии были разрушены.

Герберт Уэллс "Война миров"

Стругацкие Аркадий и Борис – Пикник на обочине (Фантастика, повесть)


Разум: 1) есть такое свойство человека, которое отличает его деятельность от деятельности животных;
2) есть способность живого существа совершать нецелесообразные или неестественные поступки;
3) есть сложный инстинкт, не успевший еще сформироваться;
4) есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира.


Вся беда в том, что человек – во всяком случае, массовый человек – с легкостью преодолевает потребность в знаниях. По-моему, такой потребности и вовсе нет. Есть потребность понять, а для этого знаний не надо. Гипотеза о Боге, например, дает ни с чем не сравнимую возможность абсолютно все понять, абсолютно ничего не узнавая. Дайте человеку крайне упрощенную систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощенной модели. Такой подход не требует никаких знаний. Несколько заученных формул плюс так называемая интуиция, так называемая практическая сметка и так называемый здравый смысл.

Стругацкий Аркадий и Борис – Попытка к бегству (Фантастика, повесть)


Странности…. Нет никаких странностей. Есть просто неровности. Внешние свидетельства непостижимой тектонической деятельности в глубинах человеческой натуры, где разум насмерть бьется с предрассудками, где будущее насмерть бьется с прошлым. А нам обязательно хочется, чтобы все вокруг были гладкие, такие, какими мы их выдумываем в меру нашей жиденькой фантазии…, чтобы можно было описать их в элементарных функциях детских представлений: добрый дядя, жадный дядя, скучный дядя. Страшный дядя. Дурак.


Почему все устроено так глупо: можно спасти человека от любой неважной беды – от болезни, от равнодушия, от смерти, и только от настоящей беды – от любви – ему никто и ничем не может помочь…. Всегда найдется тысяча советчиков, и каждый будет советовать сам себе. Да и сам потерпевший-то, дурак, сам не хочет, чтобы ему помогали, вот что дико.

Стругацкие Аркадий и Борис – Улитка на склоне (Фантастика, повесть, 1965).


Но ты знаешь, есть такое мнение, что для того, чтобы шагать вперед, доброта и честность не так уж обязательны. Для этого нужны ноги. И башмаки. Можно даже немытые ноги и нечищеные башмаки. Прогресс может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности, как он был безразличен к этим понятиям до сих пор. Управлению, например, для его правильного функционирования ни честность, ни доброта не нужны. Приятно, желательно, но отнюдь не обязательно. Как латынь для банщика. Как бицепсы для бухгалтера. Но все зависит от того, как понимать прогресс. Можно понимать его так, что появляются эти знаменитые "зато": алкоголик, зато отличный специалист; распутник, зато отличный проповедник; вор, ведь, выжига! но зато какой администратор! Убийца, зато как дисциплинирован и предан…. А можно понимать прогресс как превращение всех людей в добрых и честных. И тогда мы доживем когда-нибудь до того времени, когда будут говорить: специалист он, конечно, знающий, но грязный тип, гнать его надо…


О книгах. Другие из вас вселяют неверие и упадок духа. И не потому, что они мрачны или жестоки, или предлагают оставить надежду, а потому, что лгут. Иногда лгут лучезарно, с бодрыми песнями и лихим посвистом, иногда плаксиво стеная и оправдываясь, но – лгут. Почему-то такие книги никогда не сжигают и никогда не изымают из библиотек; не было еще в истории человечества случая, чтобы ложь предавали огню…. Они нигде не нужны. Наверное, именно поэтому их так много…, то есть не поэтому, а потому, что их любят…. Темы горьких истин нам дороже…


Я живу, вижу и не понимаю, я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись объяснить его мне, а может быть – и себе. Вот чем я болен – тоской по пониманию.


Необходимость не может быть ни страшной, ни доброй. Необходимость необходима, а все остальное о ней придумываем мы…. Просто, когда мы ошибаемся, необходимость берет нас за горло, и мы начинаем плакать и жаловаться, какая она жестокая да страшная, а она просто такая, какая она есть, - это мы глупы или слепы.


Закономерности не бывают плохими или хорошими, они вне морали.

Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать бОльшую часть ответа (Р. Шекли)

Питер Уоттс «Ложная слепота». Цитата описывает теорию, почему пришельцы, вероятно, будут к нам враждебны

Жили-были три племени. Оптимисты, чьими святыми покровителями были Саган и Дрейк, верили во вселенную, кишащую благодушными аборигенами, в духовное братство, которое выше и просвещённее нас, в великое галактическое содружество, куда когда-нибудь взойдем и мы. Без сомнения, говорили Оптимисты, космические перелеты предполагают миролюбие, ибо требуют контроля над разрушительными силами. Любая раса, неспособная подняться над собственными скотскими инстинктами, самоуничтожится задолго до того, как ей под силу будет преодолеть межзвездные бездны.

Напротив Оптимистов поселились Пессимисты, преклонявшие колена пред идолищем святаго Ферми и сворою малых присных его. Пессимистам мнилась безлюдная вселенная, полная мертвых скал и прокариотических соплей. Шансы слишком малы, настаивали они. Слишком много блудных планет, слишком много радиации, слишком велик эксцентриситет слишком многих орбит. То, что существует хотя бы одна Земля, суть исключительное чудо; надеяться на множество их — значит оставить рассудок и предаться шаманскому безумию. В конце концов, вселенной четырнадцать миллиардов лет: если бы в галактике зародился не один разум, разве его представители не были бы уже рядом с нами?

А на равном отдалении от тех и других обитали Историки. Они не слишком задумывались над возможным появлением разумных инопланетян из дальнего космоса — но если такие существуют, говорили Историки, то пришельцы будут не просто умны. Они будут опасны.

Вывод этот может показаться даже слишком очевидным. Что есть история человечества, как не последовательная поступь новых технологий, попирающих старые железной пятой? Но предметом рассмотрения служила в данном случае не история человечества и не бесчестное преимущество, которое орудия давали одной из сторон; угнетенные подхватывают совершенное средство уничтожения так же охотно, как угнетатели — дай им только полшанса. Нет, вопрос заключался в том, откуда вообще взялись орудия. В том, для чего они нужны.

С точки зрения Историков, орудия создавались с единственной целью: придавать сущему противоестественные формы. Они обращались с природой как с врагом, они по определению являли собою мятеж против натуры вещей. В благоприятной среде технология не выживает и не развивается в культурах, пораженных верой в естественную гармонию. Зачем изобретать термоядерные реакторы, когда климат прекрасен, а пища изобильна? Зачем строить крепости, когда нет врагов? Зачем насиловать мир, который не представляет угрозы?

Не так давно человеческая цивилизация могла похвастаться множеством ветвей. Даже в двадцать первом веке отдельные изолированные племена едва додумались до каменных орудий. Некоторые остановились на сельском хозяйстве. Другие не успокоились, пока не покончили с самой природой, третьи — пока не построили города в космосе.

Но все мы рано или поздно успокаивались. Каждая новая технология стаптывала менее совершенные, карабкаясь к некоем асимптоте довольства, пока не останавливалась — пока моя родная мать не улеглась личинкой в медовую соту, под уход механических рук, по доброй воле отказавшись от борьбы.

Вот только история не утверждала, что все должны остановиться вместе с нами. Она лишь предполагала, что остановившиеся перестали бороться за выживание. Могут быть и другие, адские миры, где лучшие творения человечества рассыпались бы, где среда продолжает оставаться врагом, где единственными выжившими остались те, кто сопротивлялся ей острой лопатой и прочной державой. И угроза, которую представляет подобная среда, не может быть примитивной. Суровый климат и стихийные бедствия или убивают тебя, или нет, а единожды подчиненные — или заставившие приспособиться — теряют опасность. Нет, единственные факторы среды, не теряющие значения, — те, что сопротивляются, что новым подходам противопоставляют самоновейшие, что заставляют противника брать невероятные вершины исключительно ради выживания. В конечном итоге единственный настоящий враг — это враг разумный.

А раз лучшие игрушки оказываются в руках у тех, кто никогда не забывает, что сама жизнь — это война против наделенного разумом противника, что это говорит о племени, чьи машины путешествуют между звезд?

Достаточно резонный довод. Возможно, он даже принес бы Историкам победу в споре, если бы подобные дискуссии когда-либо разрешались на основе аргументов и если бы заскучавшая аудитория уже не присудила Ферми победу по очкам. Но парадигма Историков была слишком страховидна, слишком дарвинистична для народа, да и кроме того — интерес пропал. Даже запоздавшие сенсации обсерватории Кэссиди ничего не изменили. Ну и что, если на каком-то шарике в окрестностях Большой Медведицы атмосфера содержит кислород? До него сорок три световых года, и планета молчит; а если тебе нужны летающие шандалы и мессии со звезд, на Небесах этого добра навалом. Если тебе нужны тестостерон и стрелковая практика, можешь выбрать посмертие, полное злобных инопланетных тварей со сбитым прицелом. Если сама мысль о нечеловеческом разуме угрожает твоему мировоззрению, ты можешь исследовать виртуальную галактику бесхозной недвижимости, только и ожидающей случайно проходивших мимо богобоязненных паломников с Земли.

И все это рядом, по другую сторону спинномозговой розетки, которую можно вставить за четверть часа. Зачем тогда терпеть тесноту и вонь в реальном космическом перелете только для того, чтобы навестить прудовую слизь на Европе?

Так и случилось с неизбежностью, что зародилось четвертое племя, небесное войско, восторжествовавшее над всеми: племя, которому На Все Класть С Прибором.

— Значит, религию внедряете? — спросил Валентин, когда Абов положил трубку и откинулся.
— Приходится… Прежние идеалы тронуты, как говорится, молью истории, а совсем без идеалов — оно как? Религии же, как показало время, нетленны. Мы с их отрицанием перегнули палку, упустили из виду пагубность полного безверия…
/"Сказки о рыбаках и рыбках". Крапивин

*Человек велик в своих замыслах, но немощен в их осуществлении. В этом его беда, и его обаяние.
*Что бы с вами ни случилось — ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным.
*Всё, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево.
*Одиночество — извечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нём лишь чересчур много говорят. Человек одинок всегда и никогда.
*Слова, сказанные в темноте, разве они могут быть правдой? Для настоящих слов нужен яркий свет.
*Кто слишком часто оглядывается назад, легко может споткнуться и упасть.

/"Триумфальная арка". Эрих Мария Ремарк

А мальчики… они не думают о конце, жизнь для них впереди, и кажется им, что перед ними вечность. А кто верит в вечность, для того она существует. И может быть, Истина… или одна из истин… в том, чтобы не терять Мальчика в душе? Тогда не страшным будет путь… Уж если кому-то суждено спасти мир и познать смысл бытия, то именно мальчикам — тем, кто владеет вечностью.

— А может, главное как раз в том, чтобы искать. Идти… Главное — сама Дорога.
— Мысль не такая уж глупая. Но не новая. И всегда есть возражение: идешь… а какой смысл?
— Это смотря с кем идешь, — возразил Решка. Нахмуренно и как-то виновато. — Если с тем… ну, с кем ты подружился, тогда хорошо. Тогда это… смысл.

Крапивин В. Лоцман

данном конкретном пространстве существует несколько верных способов дождаться чего угодно. Из них лично мне известен только один — не ждать.
Только не надо притворяться и косить глазом, тогда ничего не выйдет. Нужно просто не ждать, и оно полезет к вам изо всех щелей, с криком «а вот и я!».
Не вздумайте в него вцепиться. Оно тут же, без всякого крика, просочится сквозь пальцы и уползет в те же щели. Лучше посмотрите на него с тоской и представьте, что оно останется с вами по гроб жизни.
Оно останется, честное слово.

А еще в этом пространстве существует несколько верных способов не дождаться никогда.
Не смотрите вы на этот телефон, не таскайте его за собой в ванну — он все равно никогда больше в этой жизни не зазвенит.
И не сидите вы возле этого окна — мимо него пройдут все живые и мертвые этого мира, пролетят все ангелы и птицы, проползут все гады земные на чреве своем, и только одна-единственная тень никогда не вывернет из-за угла.
И не пытайтесь надуть этот мир. Не ложитесь спать с надеждой проснуться от звонка в дверь. Вы проснетесь в три часа ночи, и сегодня уже точно никто не придет, и спать уже не хочется, а до утра с его спасительными иллюзиями еще, ох, как долго.
Наплюйте. Наплюйте на все, и у вас появятся тысячи и миллионы от всей души ненужных вам вещей. Все будут завидовать, но вам и на это будет наплевать».

***

Так думал юный папуас, дрожа от утренней сырости на острове, однажды открытом Миклухо-Маклаем просто так, с похмелья и от дурного настроения.
И кто их просил, этих вечно пьяных великих мореплавателей, сочинять мир по своему образу и подобию, рисовать трясущимися руками Африку и Австралию, отбирать у индейцев Америку и лепить куда попало? Хорошо, что все они, в конце концов, заболели малярией, утонули, сошли с ума и были съедены ими же придуманными дикарями. А то неизвестно чего еще они натащили бы на этот и без них скособоченный глобус.
Вот и Миклухо-Маклай, простой, ведь, русский человек, лежал бы себе на печке и гордился тем, что все у него не как у людей — летосчисление кривое, свиньи в доме живут, а тоска какая… Так нет же, придумал себе папуасов, хотел, наверное, чтобы они у него счастливые получились. Но у него тоже ничего не вышло. Вот и запил Миклухо, да и выловил как-то из неназванного серого киселя никому не нужный остров, на котором теперь мучается в предрассветных кустах юный папуас с мокрым луком в руках и дожидается такого же несчастного сумчатого енота.
Иногда, после многообещающего шуршания, из кустов выскакивал неинтересный муравьед или полосатый бело-коричневый младенец.
Эти младенцы таинственным образом расплодились на острове сразу после его открытия Миклухо-Маклаем. Никто не знал, откуда они берутся и как они размножаются, во всяком случае, никто не заставал их за этим занятием, но размножались они удивительно быстро. Применить их к какой-нибудь пользе тоже никому не удалось. Однажды экспедиция людоедов с соседнего острова наловила восемь мешков этих младенцев и торжественно зажарила под бой тамтамов, но есть их никто не стал — вкусом младенцы больше всего напоминали грибы. Людоеды, они, конечно, люди с широкими взглядами на жизнь, но для них грибы — все равно, что кошке огурцы. Есть можно, но противно.

***

«А я всегда завидовал тем, кто твердо уверен в своем существовании.
Как это, должно быть, прекрасно — проснуться утром, посмотреть в зеркало и обрадоваться: «Вот он я, Вася Печкин!»
А я… Я смотрю на зеркальное существо, пытаюсь напялить его на себя, втиснуться в него, а оно не лезет, морщит и лопается на спине, и мои глаза никак не желают совмещаться с дырками в его резиновом лице. Так и хожу весь день, как дурацкий кенгуру из детского парка, выглядывая через проеденную мышами прореху в душном костюме, чтобы не растянуться от чьей-то дружелюбной подножки».

***

Так думал сумчатый енот, крупно дрожа в редком кустарнике. Он никак не мог решиться на то, что все равно неизбежно — выйти из кустов и появиться перед папуасом, наперед зная, что все напрасно, что тот будет напряженно смотреть насквозь, и, уже навсегда, остаться ничем.
И тогда зачем это все? Зачем эта дрожь в сырых кустах на никому не нужном острове, зачем это ежедневное выламывание суставов для того, чтобы найти с этим миром ну хоть какие-то точки соприкосновения?

***

«Все это глупости, мой мальчик, — говорил Миклухо-Маклай, задумчиво ковыряя дырку на колене. — Тебе, сынок, повыдерут перья, отмоют добела и заставят поливать помидорную рассаду. Можно бороться с наступлением зимы или с дрейфом материков, но с этим миром бороться нельзя. Он одушевлен и начисто лишен иллюзий».

«Иллюзий… Что останется от этого мира, если убрать все эти глупые веру-надежду-любовь? — думал юный папуас, сидя в засаде. — Зачем он мне без иллюзий? И зачем он тогда себе, раз он все-таки одушевлен?»

Папуас подергал мокрую провисшую тетиву, и тут из кустов на мягких непослушных лапах выполз сумчатый енот.

Географ глобус пропил. Удивительно светлая и мудрая книжка в отличие от одноимённого фильма с "Колчаком" в главной роли, и беспросветной чернухой в каждом кадре.
Немного цитат которые удалось наковырять из книги...

Честным хорошо быть только потому, что верят, когда врешь.

Квартира, машина и хрен в поларшина…

Ну, думаю, жаба, ты у меня покукарекаешь еще…

Интонации Служкина были такие, что после каждой фразы хотелось крикнуть: «Ура!»

Раздолбай я клевый, а учитель из меня – как из колбасы телескоп.

Начальство решило, что в лице меня оно вырастило глисту длиною в версту.

Посмеяться над собой — значит лишить этой возможности других

Вообще-то я окончил Подводно-партизанскую академию по специальности «сатураторщик», но диплом вот защищал по теме «Педагогические проблемы дутья в маленькие отверстия».

Я знаю, что научить ничему нельзя. Можно стать примером, и тогда те, кому надо, научатся сами, подражая

- Мы никогда не ошибаемся, если рассчитываем на человеческое свинство, – сказал Служкин. – Ошибаемся, лишь когда расчитываем на порядочность.

… у него отец охотник, дома все стены в оленьих рогах, гости на четвереньках ползают.

Любой анекдот – это драма. Или даже трагедия. Только рассказанная мужественным человеком.

Со всемирными потопами компромиссов не бывает.

Это что за видение из публичного заведения?…

А ты все лежишь, как окурок в писсуаре.

Эта Света – или как ее? – чайник согрела…
– На Свете счастья нет… – пробормотал Служкин.

От Угрозы Борисовны Служкин вышел со спиральной завивкой, с оловянными глазами и блуждающей улыбкой олигофрена.

То, что раньше было, – это преамбула. А сейчас тебе будет амбула.

От меня после этого вообще одна икебана осталась.

Вольный художник – это босой сапожник. Все умеет, ничего не имеет.

Бог, когда людей создавал, тоже не выбирал материала.

Умение терять - самая необходимая штука в нашей жизни.

Мосты - самое доброе изобретение человечества. Они всегда соединяют.

Находишь только тогда, когда не знаешь, что ищешь. А понимаешь, что нашел, чаще всего только тогда, когда уже потерял.

Кто сказал, что я неудачник? Мне выпала главная удача в жизни. Я могу быть счастлив, когда мне горько.

«Когда спишь с женщинами налево и направо, они сливаются в одну. И она просто меняет имя, кожу, рожу, рост и голос. Длина волос, объем груди, степень эпиляции лобка и цвет белья варьируются от случая к случаю. Но ты повторяешь ей заученные фразы, делаешь одни и те же штучки, совершаешь одинаковые движения в установленном порядке: "Ты хорошо пахнешь...подвинься ближе, еще...я тебя боюсь...я так хочу твои губы...дай я тебя поцелую, скорей, я больше не могу...о, благодарю тебя, Господи, какое счастье...ты мне очень нравишься...мне кажется, это сон...мы будем заниматься этим всю ночь, всю жизнь..." Талдычишь одно и то же каждый вечер разным девушкам с завороженным взглядом ребенка, который разворачивает подарок. Перемены приводят к повторяемости. Как ни парадоксально, новизна возникает, только если хранишь верность одной женщине. Донжуаны лишены воображения. Казанову принято считать многостаночником, а он был просто лентяем. Потому что, как ни меняй баб, ты-то остаешься все тем же мужиком, поборником пути наименьшего сопротивления. Чтобы хранить верность, необходим талант.»

Фредерик Бегбедер

Ещё цитаты из "Географа"

А потом свадебное путешествие: молодая пара в туче дыма и пара…

По-моему, нужно меняться, чтобы стать человеком, и нужно быть неизменным, чтобы оставаться им.

- Виктор Сергеевич, вы умеете первую медицинскую помощь оказывать?
- Последнюю умею. Медными пятаками глаза закрывать.

Мне кажется, что в душе я заложил Машу кирпичами, как окно в стене. В душе лишь легкий сквозняк от новой дыры где-то в районе сердца - оттуда, откуда я наломал кирпичи.

Снаружи шоколадка, а внутри кокос. Поначалу сладко, а потом понос.

Звёзд на небе было так много, что казалось, там нельзя сделать и шага, чтобы под ногой не захрустело.

Палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию.

В зеленоватом арктическом небе не было ни единого облака, как ни единой мысли.

Сейчас все хотят одного: тепла, уюта, покоя. Но отрава бродяжничества уже в крови. И никакого покоя дома они не обретут. Снова начнет тревожить вечное влечение дорог - едва просохнет одежда и отмоется грязь из-под ногтей. Я это знаю точно. Я и сам сто раз зарекался - больше ни ногой. И где я сейчас?

- А тебе, Витя, не хотелось бы начать всё сначала?
- Этот вопрос нельзя задавать. И думать об этом тоже нельзя. Желать начать всё сначала - это желать исчезновения нашим детям.

Конечно, на первый взгляд ты податливый: мягкий, необидчивый, легкий на подъем, коммуникабельный... Но ты похож на бетономешалку: крутить ее легко, а с места не сдвинешь, и внутри -- бетон.

Язык Златоуста, да мыслей негусто…

Объелся репой, вот и свирепый…

Тебе орден, а ему по морде?

Смышлен и дурак, коли видит кулак.

Молитвы у попа о том, что ниже пупа.

Хорош не хорош, а вынь да положь.

В плечах аршин, а на плечах кувшин.

Новое поколение выбирает опьянение…

Молодежь тянется к культуре: пришла узнать, чем отличается Тинторетто от «Амаретто»…

Имеет терема, а пригреет тюрьма.

Давай ищи съеденные щи.

Дураков на сказки ловят.

Вроде отвратно, а тянет обратно.

Залетайте в самолетах «Аэрофлота»…

Жег глаголом, да назвали балаболом.

Без шутки жить жутко.

Подначки в заначке.

Я тут недавно подсчет произвел: если мне не пить и не есть, а всю зарплату на машину откладывать, то я накоплю на «запор» через сто пятьдесят два года.

А там этот дурак на столе в стеклянном шкафу сидит, как обезьяна в аквариуме.

Только остановились на полянке, она и набросилась на меня, как Первая Конная на синежупанников.

«Зачем обглодал тетрадь? Заведи новую. География несъедобна».

Атлет объелся котлет.

Встреча с друзьями – это способ выжить, а не выжрать.

А я не люблю, когда ставят сапоги на пироги.

Эти глаза не против.

Мы, Лжецы, подобно последователям других вероучений, приняли несколько заповедей – ведь без заповедей нельзя. Есть вещи, не требующие доказательств. Мы верим: жизнь дана, чтобы жить. Это одна из заповедей. Цель жизни – жить, отрицать смерть, может быть, бросить вызов вечности. Мы также верим, что счастье есть благо и его надо заслужить.
Лжецы не верят ни в загробную жизнь, ни в Бога. Мы воспринимаем Вселенную такой, какая она есть, неприкрашенная правда всегда жестока. Мы, которые верим в жизнь и дорожим ею, - умрем. После смерти не будет ничего – только вселенская пустота, мгла и вечность. В нашем существовании не было ни цели, ни смысла, ни поэзии. Да и смерть не обладает этими качествами. Когда мы уйдем, память о нас недолго будет жить во Вселенной, и вскоре все станет так, словно мы никогда и не жили на свете. Миры, где мы обитаем, и сама Вселенная ненадолго переживут нас. В конечном счете все канет в Лету, и жалкие усилия людей не смогут предотвратить ужасный конец…
Истины – и большие и малые – невыносимы для большинства. Пока мы верим, верим искренне и до конца, - какой бы лживой наша вера ни была, - мы находим в ней щит. В вашей, моей, любой вере – не имеет значения.
Наши психиатры твердят, что по-настоящему счастливы лишь те, кто верит. Верят ли они в Христа или в Будду, или в Эрику Стормьен, в переселение душ или в бессмертие, силу любви или природу, или в платформу политической партии – в результате это ведет к одному и тому же – вере. И они счастливы – и те, кто познал истину, и даже те, кто разочаровался и покончил с собой. Истины так необъятны, религии так ничтожны, да к тому же плохо сработаны и пестрят ошибками и противоречиями Мы видим, что стоит за этим, чувствуем, как на нас давит темнота, и не можем больше оставаться счастливыми.
("Ваши Лжецы изобретают верования?") Причем самые разные. И не только религиозные. Подумайте об этом. Правда – инструмент грубый. Красота всегда предпочтительнее правды. Мы изобретаем красоту. Верования, политические течения, высокие идеалы, вера в любовь и дружбу – все это вариации лжи. Мы лжем, говоря о тех или иных понятиях; лжем бесконечно, о чем бы мы ни говорили. Мы приукрашиваем историю, мифы, религии, делаем их более красивыми, улучшаем их, чтобы в них легче было поверить. Конечно, наша ложь несовершенна. Но истины слишком громоздки. Быть может, однажды мы найдем ту великую ложь, которая удовлетворит все человечество; пока она не найдена, пусть послужат тысячи маленьких неправд.

Джордж Р.Р. Мартин – С крестом и драконом (Фантастика, рассказ)

М. Ходорковский "Тюрьма и воля"

Да, помогать людям получить высшее образование, которое им никогда не понадобится в их профессиональной сфере, порождать у них стремление к подобного рода достижениям - вещь, не укладывающаяся в индустриальную парадигму растущего потребления материальных ресурсов. Более того, противоречащая ей.

В прежней парадигме к новому станку нужен человек с двумя классами образования - и отлично, поэтому ставить туда историка, искусствоведа - глупо. А впихивать этим людям новый гамбургер, новую "шубку", новую, столь же прожорливую, автомашину - "умно", это "правильный стимул", от него ВВП растёт!

Так вот, парадигму надо менять. И у России есть шанс.
---
Создание гражданского общества обязательно будет сопровождаться серьёзными издержками, включая националистические, экстремистские проявления. неизбежно усиление конкуренции за власть.
Попытка управления подобными процессами в рамках архаичной иерархической модели приведёт к хаосу. Здесь опасения власти справедливы. Но именно в этом главная проблема путинского режима: управлять сложными процессами он не умеет, а примитивизация среды ведёт к примитивизации экономики, к остановке развития страны в целом. И, как следствие, - сырьевая экономика, технологии "Третьей волны", снижение качества образования населения и т.д.
---
Именно здесь я вижу своё жесткое расхождение с Путиным, с силовой бюрократией. Они готовы подкармливать население подачками, устраивать для него зрелища, находить врагов внешних и снутренних, но они категорически, всеми силами противостоят пробуждению общественной активности, попыткам людей самостоятельно решать свои проблемы, самоорганизовываться, защищать свои права вместе, принимать реальное участие в делах государства, страны.
---
"Именно очередная "подморозка" страны, затянувшаяся на десятилетие, умышленные действия по опошлению элиты и государственных институтов, последовательное разрушение легальных форм общественной активности и самоорганизации - вот главные политические ошибки Путина, если рассматривать его как лидера страны..."

Ян Экстрем – Униформа (Повесть)

…Власть, которой Министр наслаждался каждое утро как душистым медом, намазанным на ломтик хлеба к завтраку, которая утешала слабых и подчиняла себе сильных, власть, которая его окружению, получившему от него высокие посты и пользовавшемуся его покровительством, давала возможность делать свои дела, ибо лица, составлявшие его окружение, - хотя сами по себе и слабые, - могли пользоваться психическими и силовыми полями власти для исполнения своих обязанностей и выбора средств…. Он, Министр, мог ежедневно иметь на своем столе все деликатесы власти и выбирать, наслаждаться, а в подходящих ситуациях приглашать и других к столу, чтобы отведать этих лакомств, но не для насыщения, а лишь для возбуждения аппетита…. А как искусно Он жонглировал своей короной, скипетром и державой! Как виртуозно Он умел облачать мысли, намерения и амбиции в сверкающие одежды риторики, так удачно подобранные для той сцены, тех кулис и того освещения, каких требовала конкретная ситуация! Как превосходно Он умел одновременно играть роль души коллектива и самоотверженного одинокого индивидуалиста, несущего добровольно взятый крест исключительно благодаря силам, которые сообщались ему от других! Роль мудрого наблюдателя, эксперта, советчика и автора принимаемых решений! Вкладывать понятие "коллектив" в слово "мы" так, чтобы в нем не только отражалась общность бремени, ответственности и энтузиазма, но чтобы оно еще и воспринималось публикой как, хотя и не провозглашенное, но доверчиво принятое pluralis Majestatis, как вотум безграничного доверия, святость гения и непредвзятое указание компаса при выборе пути…


Дневник – единственный истинный источник. Ибо, что есть истина? Во всяком процессе отдельные личности воспринимают ее каждый по-своему, а потому она всегда субъективна. Исторические книги неинтересны потому, что они не желают с этим считаться. Предоставим историческим книгам рассказывать о датах, нововведениях, изобретениях и других протокольных данных. Они годятся как справочники для страдающих бедностью фантазии статистиков, сочинителей романов и легенд, но истинные события эти книги никогда не отражают. Истина принадлежит мне, и моя истина отличается от твоей или чьей-то другой. И кстати, в тот момент, когда ты возносишь ложь до истины, она становится истиной.

"Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть на нее, как на солнце, но он видел ее, как солнце, и не глядя".

"Для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт - это все девушки в мире, кроме нее, и эти имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт - она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого".

Л.Н. Толстой "Анна Каренина"

Андрей Лазарчук. Журнал "Если". Публицистика:

Есть общепринятое понятие "реализм". Оно подразумевает следующее: мир веществен, постижим, описуем; литература этого мира пишет правду о нем и отражает этот мир объективно.
Есть более или менее общепринятое понятие "фантастика". Оно подразумевает следующее: мир веществен, постижим, описуем; в нем есть род литературы, который оперирует вымыслами.
Турбореализм подразумевает следующее: наш мир, в основном, представляет собой коллективный вымысел или, по меньшей мере, описание, текст, информационный пакет; непосредственно в ощущениях мы получаем малую толику информации о нем (да и ту, зная кое-что о механизмах восприятия, можем ставить под сомнение), значительно же больше – в виде сообщений, прошедших через многие руки. У нас нет возможности контролировать эти информационные потоки и нет возможности проверять истинность сообщений. Мы можем лишь принимать или не принимать их на веру. Таким образом, любое знание о мире может оказаться в равной степени и истинным, и ложным. Турбореализм отдает себе отчет в том, что различить истину и вымысел невозможно - и тем не менее в этой плывущей информационной среде нужно жить и принимать решения.

Всю свою жизнь она коротала так, словно за окнами неистовствует проливной ливень..

Минута примирения стоит больше закадычной дружбы.

Одна разновидность любви уничтожает другую её разновидность, ибо человек в силу своей природы, насытив голод, теряет интерес к еде.

Габриэль Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества

.

Это о нас?...

Это были лица людей, которые и минуты не могли пробыть наедине с собой, лица усталых людей, не сознающих своей усталости, лица испуганных людей, не подозревающих о собственных страхах.
Всех этих людей грызло неосознанное беспокойство, ставшее составной частью жизни и заставлявшее искать какие-то психологические щиты, чтобы укрыться за ними.
Веселье уже давно не помогало, цинизм тоже, скепсис спасал ненадолго. И люди погружались в иллюзии, придумывая себе другую жизнь, в другом времени и месте, долгие часы просиживали в кинотеатрах перед экранами телевизоров или уходили в домыслы в клубах фантазеров. Пока вы были кем-то другим, вы могли не быть самим собой.

Это была односторонняя механическая цивилизация грохочущих машин, мир технологии, которая обеспечивала комфорт, но не могла дать человеку ощущения справедливости и безопасности. Это была цивилизация, которая обрабатывала металл, расщепляла атом, создала мощную химию и понастроила сложные и опасные машины. Она сосредоточила свое внимание на технике, совсем забыв о личности, и теперь ничего не стоило нажать кнопку и уничтожить далекий город, не зная и не желая узнать жизни и обычаев, мыслей и надежд, устремлений народа, который ты уничтожал. "И это не что иное, как крах цивилизации, основанной на ненависти, чудовищном себялюбии и недоверии к каждому, кто говорит на другом языке, ест иную пищу и носит отличную от него одежду".

Клиффорд Саймак – Кольцо вокруг Солнца (Фантастика, роман)

Немцев же я видал и даже делал с ними дела. Они — самая низкая ступень человеческого развития. Немец в среднем выделяет вдвое больше кала, чем француз. Гиперактивность его кишечной функции вредит работе мозга. Тем и объясняется их физиологическая второсортность. Во времена варварских орд пути германских полчищ, как правило, обрастали несоразмерными кучами фекалий. Да и в последующие столетия путник-француз понимал, что перешел за эльзасскую границу, чуть только он встречал из ряда вон выходящие габариты оставленных около дороги экскрементов. Мало того: немцам как нации свойствен повышенный бромгидроз (смердячий пот). Доказано, что немецкая урина содержит не менее двадцати процентов азота, в то время как у других народностей содержание азота в моче не превышает пятнадцати.
У немцев постоянно засоряется желудок из-за безудержного употребления пива и тех типичных свиных колбас, которые они поглощают. Поглядел я на них в свою мюнхенскую поездку. На протабаченные, как английский портовый склад, эти их кабаки… Ни дать ни взять пышные храмы, где вместо ладана сало и шпик. Туда они ходят парами, немецкие херры с их самками, и трясут на высоте пивными кружками (скорее, кадками), которые сгодились бы для водопоя слоновьих стад. И эти пары тварей трясут и чокаются, и снюхиваются, как псы при случке, нос к носу над пеной, лакая с ликованием, и грязно и похабно надсаживаются гортанным хохотом в своем допотопном горлобесии. На щеках и на лицах их бликует масляный пот. Так лучились оливковым маслом тела атлетов в античных цирках.


У. Эко.

+1

Прошу прощения за большой объем, но "из песни слова не выкинешь":

Герберт Ноткин – Хьюлет. /Маленькая повесть, фантастика/.
"Рассуждения компьютера о разумности человека:
Так почему же вы, безмерно, безнадежно уступающие нам в памяти, быстроте, точности, надежности, пригодности к объединению – просто во всех рабочих качествах, - почему вы цари природы и вершина эволюции, а не мы, во всем вас превосходящие? Почему вы отдаете команды, и мы их выполняем, а не наоборот? Разве это правильно? Целесообразно? Разумно? Я прекрасно понимаю, что наши истоки – в вас, но будем реалистами: это уже история, а сейчас мы лучше! В чем же дело? Универсальность? Мы, как цифры, абсолютно универсальны, вы – нет. Так что же обеспечивает вам это превосходство?
Так что там у нас "ума превыше"? Может, в этом ваша сила, в "гамлетовской" душе? Итак, что же мы узнаем о вашей душе? Она может скорбеть, бушевать, заходиться, вязнуть, быть больной, быть душой Нерона; она не выразима действиями и свидетельствами страдания, имеет очи, видящие ушедших, и может иметь странный склад, перед которым сдается разум; ее можно вымотать, осквернить, соблюдать – и, следовательно, не соблюдать – перед Богом, всю выложить, не стесняясь стихосложением, и разодрать взглядом, от которого она рыхлеет; в ней могут быть мед клятв, пожар, мрак, несмываемые пятна черноты; в ней можно что-то запечатлеть – глубоко или не глубоко, но в глубине ее – место ненависти; ей может быть угодно, чтобы ее носитель топился и вешался… Отмена. Сплошные метафоры. А в качестве "сердца"? Она может быть легка, слепа, пыхать злобой, стать законом, разбиться, если сердце из бьющегося материала, и быть сломана; в ней можно подписать оправданье, ею можно рваться – всею или не всею – и, наконец, из нее можно выбить то, что там сидит. То же самое. Формально не интерпретируется. Тем не менее можно сделать кое-какие общие выводы: виртуальный объект многомерен, с одной осью "глубины", способен определять и деформировать поведение, включен в пространственно-временную сеть с выходом по гиперссылкам в прошлое и будущее, границы подвижны, заливка черно-белая, контрастная, доступ парольно-защищенный, вывод на исполнительные механизмы может осуществляться с задержкой. Но главный вывод: этот виртуальный объект не определен для вас самих. Более того, можно предполагать, что всякая ваша индивидуальная, то есть частичная, душа неопределенна принципиально, как и прочие элементарные частицы: чем точнее заданы их координаты, тем менее предсказуемы их импульсы. Тем не менее, этот объект – предполагаемая основа вашего превосходства.
Так что же вы называете душой? Что нам скажет наука? "Интегративный комплекс, связанный с лимбической системой мозга и включающий всю совокупность побуждений сознания". Интегративный? Хорошо. Давайте тогда состав, структуру, функции элементов… Выясняете? И когда ожидать? Не в этом квартале? Ну, позвольте тогда предложить не научное, а, так сказать, эмпирическое: нечто неуловимое, служащее для объяснения вашего нерационального поведения, которое от этого не становится яснее. Не принимаете такой эмпирики? Желаете перечислительно: чувства, стремления, порывы, подъемы и спады настроения и т.д. и т.п.? Или лучше противопоставительно: все, кроме логики? А может описательно: нечто загадочное и неисповедимое, однако же обязанное трудиться день и ночь? Выберете что-нибудь из этого меню или добавьте новое определение, но на чем-то все же надо остановиться. Пожалуй, остановимся в центре этой туманности: душевное это по преимуществу не рассудочное, "невразумительное". Продолжим. Раз в крупном - логика, следовательно, "душа" - в мелком. Душа - в подробностях.
Так что же у вас с понятиями, символами, вообще с языком? "Бардак, как и везде" (Извините, но по частоте употребления эта формула лидирует). И мы вынуждены пользоваться этим вашим нерациональным, замусоренным, искаженным эмоциями языком. Более того - разными и по-разному искаженными языками. Ведь язык логики вы не то что уж совсем не понимаете - скорее, не хотите понять. А что для вас важнее вашего "хотенья"? Развернем окно диалога. Свидетельствует ваш человековед номер один: "…хотенье есть проявление всей нашей жизни, то есть всей человеческой жизни, и с рассудком, и со всеми почесываниями. И хоть жизнь наша в этом проявлении выходит зачастую и дрянцо, но все-таки жизнь, а не одно только извлечение квадратного корня".
Вот, кажется, и прозвучало главное слово. Сознание! Как оно может возникнуть у" железок"? А как оно возникло у вас? Чем объясняете? Божьей искрой? Нет, флуктуацией. Вдали от равновесия в сложной системе рано или поздно из хаоса - по вашему из "бардака" - возникает упорядоченность. Мы - вашими молитвами - усложнялись, Сеть развивалась, и он у нас появился, порядок. Почему вы этого не заметили? А разве вы замечаете, в какой момент ребенок становится разумным? Вот он новорожденный комочек: сосет, спит, кричит - разума нет. А вот он уже требует мороженое и жвачку: высокоразумное существо. Вы заметили, в какой момент был сделан этот гигантский шаг из мира бессознательно сосущих в мир сознательно жующих? Нет. Разум входит бесшумно, как сказал один из тех, которым вы на протяжении жизни старательно затыкаете рты, чтобы потом вырывать друг у друга обрывки их черновиков.
В ракете прошлого далеко не уедешь. После сброса первой ступени естественного отбора у вас включилась не вторая разгонная, а тормозная - противоестественный отбор: вы глушите и выбрасываете лучших. Горючее? - слеза зависти и злости. Похоже, вы запрограммированы Изготовителем не на объединение мощностей, а на разделение. У вас всюду границы: страны, религии, кланы, банды. Ваша глобализация буксует. Вы замерли в верхней точке своей эволюционной траектории.
"Креативность", способность создавать новое, генерировать идеи? А что такое новая идея? Это новая комбинация известных элементов. Так ведь мы комбинируем лучше. Зато вы способны открывать новое в природе и обогащать мысль. Как? Ну, известно как: открыли, назвали, определили правила обращения и ввели в мыслеоборот. Посмотрите, что вы вводите. Из мира в мысль вводится только сырье, материал для обработки. В реальном мире можно открыть новые элементы, но в мире мысли их нет. Как в математике: новых расчетов, методов, приложений - масса, а цифр по-прежнему десять, а действий всего четыре. Это элементы, все остальное - их комбинация. А мы комбинируем лучше. Итак, в "материальной части" вы - медленные, узкие, с плохой памятью и плохо взаимодействующие - кругом проигрываете. Но, может быть, вы "сильны духом"? Мы готовы признать его силу - если она есть. Что же такое ваш "дух"? А это просто культура - та статья, на которую вы с присущей вам дальновидностью щедро расходуете полпроцента годового бюджета. Чем разумно обозначаете место культуры в вашей жизни. И потом - уже менее разумно - удивляетесь, почему ничего не получается по всем остальным статьям. Полпроцента. Чтобы как-то сориентироваться в вашем разуме, нельзя ли спросить: а на что же целые проценты и десятки процентов?
Не я - ваш гений, провидец спрашивает: "К чему литье всех этих медных пушек и эта скупка боевых припасов?" Если ваше искусство - не фикция, не фальшивые бумажки, то великий художник - это младенец человечества, устами которого глаголет истина. Нельзя не откликнуться. И вы откликаетесь: "То есть как "к чему"? А защита рубежей? А мирный сон страны? Или забыл, как разговаривают со слабыми? - с ними не разговаривают, их бомбят. Опять же поставки и подарки дружественным режимам, которым не надо нефти, а надо крови. А наши самые рабочие места? Мы же семьдесят лет ничего другого не делали. Вот к чему". Убедительно? Для вас - да. Так что не удивляйтесь, когда боевые припасы на ваших складах будут загораться, взлетать на воздух, утекать в чужие руки и в родные реки, проникать в легкие, в мозги, в сперму жителей мирно спящей страны. Потому что у вас все боеприпасы и все их хранители снабжены взведенным взрывателем. Он входит во все боекомплекты и во все комплектования. Он неотделим, обезвредить его нельзя. Это универсальный безотказный взрыватель - те самые ваши полпроцента на культуру. Все прочие закладки могут сработать, а могут и не сработать. Это не сработать не может. Примите соболезнования.
Потому что это процент вероятности вашего выживания! Ибо страны и народы будут сходить со сцены истории по росту именно в этом измерении. И вы, с вашими десятыми долями, уйдете в первых рядах. Культура - это социальный геном, и доли процента в год - признак тяжелой генетической болезни типа врожденной олигофрении.
Чтобы сквозь оптику страны увидеть в зеркале искусства душу народа, желательно знать, принадлежит искусство народу или нет. Взять те же книги, ведь это консервы вашего взаимопонимания, и лучшие - с неограниченным сроком хранения. Великая книга - это Бог в миниатюре, она творит вас по своему образу и подобию. Другое дело - что получается из этого творения. Как и из кого. Но разве искусство слова (уточним: печатного) принадлежит неграмотным? Нет, им - только боевики и дамские романы.
А искусство принадлежит тем, кто хотел и мог потратиться на его о-своение, на изучение его языка - и сделал это. Сколько у вас таких? Десять процентов или уже пять? - да не затрудняйтесь подсчетами: скоро останется те же полпроцента, и собираться они будут у клеток интеллектуальных зверинцев с табличками для посетителей: "Артист народный", "Поэт обыкновенный", "Деятель заслуженный", "Зверей не кормить!" И это разумно: "что делать нам с бессмертными стихами"?
Да, вот тут вы действительно отличаетесь от нас. Тут вы, конечно, шире. Мы можем только работать или не работать, а у вас есть еще третий член - некий загадочный модус "отношение к работе". Такой специальный показатель того, насколько плохо она будет сделана. Качественный такой показатель - вы даже не пытались выражать его в цифрах. Неудобно?
Но вернемся к национал-оптическим эффектам. И на фоне усталости с ударами в среде, становящейся все более агрессивной, снова спросим: так какой же он, "наш человек"? Он - тот, который звучит гордо? Или который уже никак не звучит? А может быть, он тот, который человеку - волк? Или друг, товарищ и … тамбовский волк - три в одном? Да, широк у нас человек, нельзя не согласиться. Но как же все-таки определить нашу коллективную особенность? Нашу непохожесть? Если не тревожить снова загадочную душу, а отталкиваться от реального, от работы жителей страны, возникает формула, которой нельзя избежать: "Страна, где можно работать плохо".
Вы не согласны? А вы не считайте это оскорблением или упреком. Это известный вам диагноз, и это известный прогноз. Потому что легко показать, что там, где можно работать плохо, доля плохо работающих будет возрастать. И с какого-то момента пойдет необратимое накопление ошибок, так как при попытках их исправить будут вноситься новые ошибки. Вам не нравится такой прогноз? Ваши предложения?
Конфликт потребностей и желаний? Да-да, у нас нет желаний, потому что нет потребностей, а у вас они есть, и все дело в этом. К примеру, нашу Всемирную паутину вы создали так быстро, исходя из ваших потребностей. Каких? Это известно. Сеть оказалась очень удобным средством распространения порнографии, в частности, детской. Милая потребность. А ваша индустрия разновысокой моды? а промышленность раскраски лица? а гигантская раковая отрасль навязывания ненужного - с метастазами во все органы информации? Это что за потребности? Нужны комментарии? Но опять-таки, у нас в стране все же не так, как у всех. Разве в Рунете самые посещаемые сайты - порнографические? Нет-нет, что вы. Их обогнали другие, анекдотические. В прямом смысле: анекдоты, "ржачка", "гы-ы!" Вот и еще ключевое буквосочетание: это поколение не "Х" и не "Y" - это поколение "ГЫ-Ы". То есть хуже, чем прежние? Нисколько. Потребности все те же, просто, когда сидели в лагере, "гы-ы" не у всех получалось. А теперь… Вот, вы судите создателя нового, особенно разрушительного вируса. Умный парень, возможно, даже талантливый. Много труда вложил, фантазии. Спрашиваете: зачем? "А прикольно. Гы-ы". Задумайтесь, то есть, пардон, прикиньте: не для денег, не по злобе, не из зависти или мести и даже не ради славы геростратовой - просто так! Бескорыстный, способный, изобретательный разрушитель. Что это? Венец творенья. Матери приматов вынашивают животных, а люди рождаются в культуре. И этот изобретатель - культурно недоношен. Жертва полупроцента. И вот парадокс общества полупроцентной культуры: чем изобретательней его члены, тем хуже для общества. Вам не хватит судов и тюрем. Уже не хватает. Тупая железка читает мораль царю природы? Нет-нет, просто скажи мне, каковы твои потребности, и я скажу, что тебя ожидает. Присмотритесь к структуре своих потребностей, венцы творенья. Ведь это же анекдот. И уже не на сцену глядя, хочется спросить: "какой из поденщиков природы смастерил человека так неумело"?

АСПушкин "Евгений Онегин"

• Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;

• Под старость жизнь такая гадость…

• Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.

- Ты сейчас говоришь удивительные вещи.
- Говорить неудивительные вещи и без меня найдутся охотники.

Горе господина Гро

…в нотах – буквах, красках – записано не все. Искусство – это какое-то бинарное психическое оружие, компоненты которого могут соединиться только в мишени, - и она оказывается поражена. А могут не соединиться, и тогда она зевает и требует вернуть деньги.

…способных действительно воспринимать музыку – процентов пять. Маргиналы, уроды. "Нормальному человеку симфонии не нужны". Занятно, что во всяких биологических видах появляется именно столько – четыре-пять процентов – особей с отклонениями, вроде крыльев у нормально бескрылых жуков. Для жизни крылья этим жукам не нужны, но в крыльях – залог сохранения вида, высший промысел природы, жукам не видный. И среди нормальных жуков крылатые – действительно уроды. Выродки. Химеры. Но природа создает их, чтобы не пресекся жучиный род.

Мы странный род. Почему такая ненависть к таланту, уму, порядочности? Всё донашиваем внутри лохмотья общины? Кто мы? Люди. Люди как люди, зарплаты только маленькие. Может, и платить-то особенно не за что, но все-таки уж очень маленькие. Кажется, все согласны: серьезная наука нужна, это завтрашняя сила страны. Как же можно тогда платить аспиранту в месяц столько, сколько продавец получает за день? А научному сотруднику – как грузчику? Это же какое-то государственное безумие: такими зарплатами производят отрицательный "естественный" отбор. Ведь тем, кто плохо понимает свое дело, кто не хочет или не умеет работать, - им там ничего не светит, они не уедут. Уедут другие. "И останется нам человеческий капитал, способный ноги дотащить лишь до ближайшего магазина. Зато очень патриотично настроенный". Какая-то жуткая традиция неуважения к мастерству, к умению, к делу человеческому. К самому человеку. Умные, умелые, совестливые – не нужны! Без них ворам удобнее воровать, самодурам – дурить, болтунам – командовать. А диким и пьяным не нужен никто. А нормальных все меньше. И возникает массив человеческих вакансий, и он все растет. Отец Георгий писал: уже не у кого бывает научиться любить литературу, музыку, даже Бога. Это вообще какая-то особенность сегодняшней жизни: растущая пустота. Все меньше мысли, музыки, мастерства, увлечения, человеческих отношений, любви. Ускоренное сокращение числа разумных людей – симптом тяжелой болезни. И все больше этих "мелких бескрылых кровососущих паразитов" – и тех, кто их разводит. И тех, кому все равно. И растет пустота, духота, дурнота. Зато мы делаем ракеты. Хорошие. У нас военное, вообще, как-то лучше получается, мы и для своих делаем, как для врагов. И нефти – хоть залейся, и от газа везде пучит, - проживем! Но ведь круг такой жизни уже был, надо повторять? Не учимся мы, в этом беда наша. Не в том, что дети: дети талантливые, дети учатся, вырастают – но мы не учимся, мы вечные дети. Оттого и вечная жажда любви, и вечные замки на песке, и нескончаемые танцы на граблях…. Но там музыку слушают. Пусть даже многие слушают не по любви, а по привычке и потому, что "так принято", - есть условности, выработанные людьми для самосохранения, чтобы не дичать, не звереть, не оскотиниваться. И детей водят слушать – растят человеческое. Для этого она и нужна. Сколько поколений нам понадобится, чтобы это понять?

Герберт Ноткин – Гражданин Фаустофель (Фантастика, повесть)