Вася Обломов - Письмо Санта-Клаусу
https://www.youtube.com/watch?v=MHB7Gn99AII
Полная версия этой страницы: Стихи, не свои
Цитата(Romantic @ 14.4.2016, 22:11) 
Вася Обломов - Письмо Санта-Клаусу
https://www.youtube.com/watch?v=MHB7Gn99AII
https://www.youtube.com/watch?v=MHB7Gn99AII
Новый год уже давно прошел, так что сядь и подожди следующего, может Обма-Клаус и принесет тебе желанное.
Стихотворение от поэтессы Виты Савицкой.
"Спит маленький «сепаратист»
Под щёчку положив ладошку,
А в небе — шум, и гам, и свист
И это всё - не понарошку…
Он спит, но сон взрывает страх…
Так гладь реки взрывает камень…
Всё в этом детском сне — не так…
И он теснее жмётся к маме.
Откуда знать ему, что он..
Давно записан в «террористы»…
Что вычислен и осуждён…
На страх и на… возможный выстрел.
Что прав лишён и должен он,
Жить в тёмном и сыром подвале…
И не волнуется ООН…
Идёт игра, а он забанен.
Спит маленький «сепаратист»…
Под щёчку положив ладошку…
А в небе — шум, и гром, и свист…
И это всё - не понарошку."
"Спит маленький «сепаратист»
Под щёчку положив ладошку,
А в небе — шум, и гам, и свист
И это всё - не понарошку…
Он спит, но сон взрывает страх…
Так гладь реки взрывает камень…
Всё в этом детском сне — не так…
И он теснее жмётся к маме.
Откуда знать ему, что он..
Давно записан в «террористы»…
Что вычислен и осуждён…
На страх и на… возможный выстрел.
Что прав лишён и должен он,
Жить в тёмном и сыром подвале…
И не волнуется ООН…
Идёт игра, а он забанен.
Спит маленький «сепаратист»…
Под щёчку положив ладошку…
А в небе — шум, и гром, и свист…
И это всё - не понарошку."
Ты плыл в небесах, но был спущен на землю;
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома -
В любви без страховки живут миллионы.
Миллионы...
Припев:
Нас бьют - мы летаем, от боли всё выше! -
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют - мы летаем, смеемся и плачем! -
Внизу оставляя свои неудачи.
Неудачи...
Пусть врут, что крепчаем от новых предательств;
Подбитый изменой - не ждет доказательств;
Кто крыльев лишился - боится влюбляться,
Но должен над страхом потери подняться.
Подняться...
Припев:
Нас бьют - мы летаем, от боли всё выше! -
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют - мы летаем, смеемся и плачем! -
Внизу оставляя свои неудачи.
Полёты, полёты судьбы в непогоду;
Рискуют пилоты, чтоб вырвать свободу.
Чтоб вырвать свободу!
Ты плыл в небесах, но был спущен на землю;
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома -
В любви без страховки живут миллионы.
Миллионы...
Припев:
Нас бьют - мы летаем, от боли всё выше! -
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют - мы летаем, смеемся и плачем! -
Внизу оставляя свои неудачи.
Летаем... Летаем... Летаем...
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома -
В любви без страховки живут миллионы.
Миллионы...
Припев:
Нас бьют - мы летаем, от боли всё выше! -
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют - мы летаем, смеемся и плачем! -
Внизу оставляя свои неудачи.
Неудачи...
Пусть врут, что крепчаем от новых предательств;
Подбитый изменой - не ждет доказательств;
Кто крыльев лишился - боится влюбляться,
Но должен над страхом потери подняться.
Подняться...
Припев:
Нас бьют - мы летаем, от боли всё выше! -
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют - мы летаем, смеемся и плачем! -
Внизу оставляя свои неудачи.
Полёты, полёты судьбы в непогоду;
Рискуют пилоты, чтоб вырвать свободу.
Чтоб вырвать свободу!
Ты плыл в небесах, но был спущен на землю;
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома -
В любви без страховки живут миллионы.
Миллионы...
Припев:
Нас бьют - мы летаем, от боли всё выше! -
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют - мы летаем, смеемся и плачем! -
Внизу оставляя свои неудачи.
Летаем... Летаем... Летаем...
#Береги_его,_Господи
Он сказал «я люблю тебя» на перроне,
Щёлкнув белыми крыльями за спиной.
[Раздарил свои вечности посторонним,
Но оставил минуту – побыть со мной.]
Рельсы, семечки, дым, шелуха акцентов,
Подстаканник, казённая простыня...
Пусть минута – особая драгоценность,
Но на вечность минуту не обменять!
Он сказал мне: «Любить никогда не поздно.
Потребление – тьма, а духовность – свет.
В этой нашей минуте – открытый космос.
Просто чувствуй и верь... и люби в ответ.
Отрекись от мещанского – мысли шире!
Не от бед, а от крыльев болит спина.
На минуту мы стали с тобой большими –
Значит, будет что вечностью вспоминать!»
Он, конечно, возвышенный – я простая.
Моя миссия – слушать да потакать.
Он сказал: «Я люблю тебя!» – и растаял.
Береги его, Господи,
мудака!
Он сказал «я люблю тебя» на перроне,
Щёлкнув белыми крыльями за спиной.
[Раздарил свои вечности посторонним,
Но оставил минуту – побыть со мной.]
Рельсы, семечки, дым, шелуха акцентов,
Подстаканник, казённая простыня...
Пусть минута – особая драгоценность,
Но на вечность минуту не обменять!
Он сказал мне: «Любить никогда не поздно.
Потребление – тьма, а духовность – свет.
В этой нашей минуте – открытый космос.
Просто чувствуй и верь... и люби в ответ.
Отрекись от мещанского – мысли шире!
Не от бед, а от крыльев болит спина.
На минуту мы стали с тобой большими –
Значит, будет что вечностью вспоминать!»
Он, конечно, возвышенный – я простая.
Моя миссия – слушать да потакать.
Он сказал: «Я люблю тебя!» – и растаял.
Береги его, Господи,
мудака!
И не то чтоб прямо играла кровь
Вера Полозкова
И не то чтоб прямо играла кровь
Или в пальцах затвердевал свинец,
Но она дугой выгибает бровь
И смеется, как сорванец.
Да еще умна, как Гертруда Стайн,
И поется джазом, как этот стих.
Но у нас не будет с ней общих тайн –
Мы останемся при своих.
Я устану пить и возьмусь за ум,
Университет и карьерный рост,
И мой голос в трубке, зевая к двум,
Будет с нею игрив и прост.
Ведь прозрачен взор ее как коньяк
И приветлив, словно гранатомет –
Так что если что-то пойдет не так,
То она, боюсь, не поймет.
Да, ее черты выражают блюз
Или босса-нову, когда пьяна;
Если я случайно в нее влюблюсь –
Это будет моя вина.
Я боюсь совсем не успеть того,
Что имеет вес и оставит след,
А она прожектором ПВО
Излучает упрямый свет.
Этот свет никак не дает уснуть,
Не дает себя оправдать ни в чем,
Но зато он целится прямо в суть
Кареглазым своим лучом.
Вера Полозкова
И не то чтоб прямо играла кровь
Или в пальцах затвердевал свинец,
Но она дугой выгибает бровь
И смеется, как сорванец.
Да еще умна, как Гертруда Стайн,
И поется джазом, как этот стих.
Но у нас не будет с ней общих тайн –
Мы останемся при своих.
Я устану пить и возьмусь за ум,
Университет и карьерный рост,
И мой голос в трубке, зевая к двум,
Будет с нею игрив и прост.
Ведь прозрачен взор ее как коньяк
И приветлив, словно гранатомет –
Так что если что-то пойдет не так,
То она, боюсь, не поймет.
Да, ее черты выражают блюз
Или босса-нову, когда пьяна;
Если я случайно в нее влюблюсь –
Это будет моя вина.
Я боюсь совсем не успеть того,
Что имеет вес и оставит след,
А она прожектором ПВО
Излучает упрямый свет.
Этот свет никак не дает уснуть,
Не дает себя оправдать ни в чем,
Но зато он целится прямо в суть
Кареглазым своим лучом.
Уедем в Иннердален в сентябре...
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине, там ясность мыслей, совершенство линий, святая пустота в календаре. Вода жива, прохладна и свежа, она с души смывает, не спеша, отравленное временем прощанье. Уедем в Иннердален, обещай мне. Там никого из тех, кто нас держал. Мы будем жить и соблюдать режим, и по ночам тихонько ворожить, случайным путникам подыскивать дороги. Мы будем - наконец - одни из многих, устанешь притворяться - расскажи. Открой окно, достань веретено, оберегай все то, что не должно быть рождено до истинного срока, и те сердца, которым одиноко, вплетай волшебной нитью в полотно. Лесные духи, горная трава, бери немного, больше отдавай, спускайся к фьордам сотнями дорожек, и научись пророчества не множить, и никогда любить не уставай. Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине.
Там ясность мыслей, совершенство линий.
Святая пустота в календаре.
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине, там ясность мыслей, совершенство линий, святая пустота в календаре. Вода жива, прохладна и свежа, она с души смывает, не спеша, отравленное временем прощанье. Уедем в Иннердален, обещай мне. Там никого из тех, кто нас держал. Мы будем жить и соблюдать режим, и по ночам тихонько ворожить, случайным путникам подыскивать дороги. Мы будем - наконец - одни из многих, устанешь притворяться - расскажи. Открой окно, достань веретено, оберегай все то, что не должно быть рождено до истинного срока, и те сердца, которым одиноко, вплетай волшебной нитью в полотно. Лесные духи, горная трава, бери немного, больше отдавай, спускайся к фьордам сотнями дорожек, и научись пророчества не множить, и никогда любить не уставай. Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине.
Там ясность мыслей, совершенство линий.
Святая пустота в календаре.
***
скинуться на конечном контроле, в безлюдном солнечном терминале
господи, какую мы чушь пороли, как чужую про нас прилежно запоминали
как простые ответы из нас вытягивались клещами
сколько чистого света слабые хрусталики не вмещали
что за имена у нас бились в височной доле, почему мы их вслух не произносили
сколько мы изучили боли, так ничего не узнав о силе
маялись, потели, пеклись о доме и капитале,
пока были при теле, рожали бы и ваяли, но мы роптали,
пересчитывали потери под нарастающий жадный рокот,
ничьей помощи не хотели, не позволяли больного трогать
подрывались в запале производить килотонны пыли
шибко много мы понимали, покуда нас не развоплотили
так послушай меня, пока не объявлен вылет,
пока дух из меня, как стакан кипятка, не вылит,
но пейзаж подтаивает, как дым, не рождает эха
для меня ничто не было святым, кроме твоего смеха
он вскипал, что-то горькое обнажив, на секунду, малость
я был только тогда и жив, когда ты смеялась
Вера Полозкова
скинуться на конечном контроле, в безлюдном солнечном терминале
господи, какую мы чушь пороли, как чужую про нас прилежно запоминали
как простые ответы из нас вытягивались клещами
сколько чистого света слабые хрусталики не вмещали
что за имена у нас бились в височной доле, почему мы их вслух не произносили
сколько мы изучили боли, так ничего не узнав о силе
маялись, потели, пеклись о доме и капитале,
пока были при теле, рожали бы и ваяли, но мы роптали,
пересчитывали потери под нарастающий жадный рокот,
ничьей помощи не хотели, не позволяли больного трогать
подрывались в запале производить килотонны пыли
шибко много мы понимали, покуда нас не развоплотили
так послушай меня, пока не объявлен вылет,
пока дух из меня, как стакан кипятка, не вылит,
но пейзаж подтаивает, как дым, не рождает эха
для меня ничто не было святым, кроме твоего смеха
он вскипал, что-то горькое обнажив, на секунду, малость
я был только тогда и жив, когда ты смеялась
Вера Полозкова
Слоник на комоде
Игорь Царев
Тихой сапою катится с неба звезда,
И как слоник на пыльном комоде
Я неспешно шагаю незнамо куда,
Неказист, неуклюж, старомоден.
А на том берегу беспробудного сна,
Где не принято петь коростелям,
Уж и баньку помыли, и печь докрасна
Раскалили, и скатерти стелят…
Но смирительный ворот последних рубах
Не затянут на горле покорном,
И метели пока что скрипят на зубах
Восхитительно-снежным попкорном.
Расчехлить бы гитару да выпить «по сто»
Без натужных речей и прелюдий…
Пусть, как воблу, подвяленной мордой о стол
Жизнь нас бьет – значит, все-таки, любит!
Что с того, что давно вся душа в синяках?
Не чужой же периной промята!
И бумажный журавлик надежды в руках
Еще пахнет дурманящей мятой.
Игорь Царев
Тихой сапою катится с неба звезда,
И как слоник на пыльном комоде
Я неспешно шагаю незнамо куда,
Неказист, неуклюж, старомоден.
А на том берегу беспробудного сна,
Где не принято петь коростелям,
Уж и баньку помыли, и печь докрасна
Раскалили, и скатерти стелят…
Но смирительный ворот последних рубах
Не затянут на горле покорном,
И метели пока что скрипят на зубах
Восхитительно-снежным попкорном.
Расчехлить бы гитару да выпить «по сто»
Без натужных речей и прелюдий…
Пусть, как воблу, подвяленной мордой о стол
Жизнь нас бьет – значит, все-таки, любит!
Что с того, что давно вся душа в синяках?
Не чужой же периной промята!
И бумажный журавлик надежды в руках
Еще пахнет дурманящей мятой.
В ЭТУ НОЧЬ ЛЕГЛА РОСА НА ЖИТО,
Полегли туманы, широки.
В эту ночь решили СВИДОМИТЫ
Перейти границу у реки.
Вот теперь и сброшены все маски
И пошел, командою взметен,
По родной земле донбасской
Броневой ударный батальон.
Мчались танки, и мощны и строги,
Наступала грозная броня.
И летели наземь бандерлоги,
Под напором стали и огня.
Полегли туманы, широки.
В эту ночь решили СВИДОМИТЫ
Перейти границу у реки.
Вот теперь и сброшены все маски
И пошел, командою взметен,
По родной земле донбасской
Броневой ударный батальон.
Мчались танки, и мощны и строги,
Наступала грозная броня.
И летели наземь бандерлоги,
Под напором стали и огня.
Рабочее
Я работаю рабом.
Выбор сделан, жребий брошен.
Но не будем о плохом,
Будем лучше о хорошем:
Я работаю рабом.
Мне и сытно и удобно,
Даже если бьют кнутом -
То по попе и не злобно.
Я работаю рабом.
В офисе и на заводе.
Я не бьюсь об стену лбом.
В кандалах, но на свободе.
Я работаю рабом.
Выбор сделан, жребий брошен.
Но не будем о плохом,
Будем лучше о хорошем:
Я работаю рабом.
Мне и сытно и удобно,
Даже если бьют кнутом -
То по попе и не злобно.
Я работаю рабом.
В офисе и на заводе.
Я не бьюсь об стену лбом.
В кандалах, но на свободе.
Она
Olen
Она не могла ходить по воде,
лишь невесомо по листьям лилии....
Она была здесь, везде и нигде,
словно трагедия и идиллия...
Круги по реке от ее шагов
шли дальше в пространство, сгущая воздух...
Она появлялась на грани снов,
чтоб снова промолвить: "Еще не поздно".
Она оставляла прозрачный след,
как трек самолета...Ее одежды -
молочно-коралловы, словно свет...
Но кто она?
Это твоя надежда.
Olen
Она не могла ходить по воде,
лишь невесомо по листьям лилии....
Она была здесь, везде и нигде,
словно трагедия и идиллия...
Круги по реке от ее шагов
шли дальше в пространство, сгущая воздух...
Она появлялась на грани снов,
чтоб снова промолвить: "Еще не поздно".
Она оставляла прозрачный след,
как трек самолета...Ее одежды -
молочно-коралловы, словно свет...
Но кто она?
Это твоя надежда.
Функция обмена короткими сообщениями
Карелиан
и пускай с другими всё перепутано,
зыбко, и недосказано, и непрочно
просыпаясь, он пишет ей "доброе утро"
засыпая, пишет – "спокойной ночи"
больше ничего, ни звонков ни писем
ни тем более встреч на аллее в парке
был бы набожен – за неё молился бы
был бы побогаче – дарил подарки
её кровь течёт у него под кожей
у неё словечки его, привычки
это всё что он теперь дать ей может
всё что ей принимать от него прилично
он всегда соблюдает свои законы
он ни словом ни телом её не греет
но становятся ночи её спокойнее,
но становится утро – чуть-чуть добрее.
Карелиан
и пускай с другими всё перепутано,
зыбко, и недосказано, и непрочно
просыпаясь, он пишет ей "доброе утро"
засыпая, пишет – "спокойной ночи"
больше ничего, ни звонков ни писем
ни тем более встреч на аллее в парке
был бы набожен – за неё молился бы
был бы побогаче – дарил подарки
её кровь течёт у него под кожей
у неё словечки его, привычки
это всё что он теперь дать ей может
всё что ей принимать от него прилично
он всегда соблюдает свои законы
он ни словом ни телом её не греет
но становятся ночи её спокойнее,
но становится утро – чуть-чуть добрее.
Перевод со староптичьего
Ника Невыразимова
Он устал. Но в целом оптимистичен.
Он не знает, что с ней,
и знать не хочет,
что она лепечет на староптичьем,
что она на мауглевом бормочет.
И она ведь тоже не знает, где он.
Молодец такая: не позвонила…
А к нему ночами приходит демон
и приносит склянку, а в ней – чернила.
Говорит: «Глотни и решишь вопросы».
Говорит: «Отпей, и тебе поможет:
ты стихи забудешь её и прозу,
и как звал её, позабудешь тоже!
А что вкус у этих чернил солёный,
тут уж привередничать, знаешь, хватит:
ты теперь семейный, а не влюблённый,
у тебя вот-вот годовщина свадьбы».
…Он прогонит демона. Этот – третий.
Предыдущих два предлагали яду…
Он её хотел бы случайно встретить.
Но в столице это невероятно.
Ника Невыразимова
Он устал. Но в целом оптимистичен.
Он не знает, что с ней,
и знать не хочет,
что она лепечет на староптичьем,
что она на мауглевом бормочет.
И она ведь тоже не знает, где он.
Молодец такая: не позвонила…
А к нему ночами приходит демон
и приносит склянку, а в ней – чернила.
Говорит: «Глотни и решишь вопросы».
Говорит: «Отпей, и тебе поможет:
ты стихи забудешь её и прозу,
и как звал её, позабудешь тоже!
А что вкус у этих чернил солёный,
тут уж привередничать, знаешь, хватит:
ты теперь семейный, а не влюблённый,
у тебя вот-вот годовщина свадьбы».
…Он прогонит демона. Этот – третий.
Предыдущих два предлагали яду…
Он её хотел бы случайно встретить.
Но в столице это невероятно.
Я не модное платье, чтоб нравиться всем,
Не авто из салона, не евро банкнота.
Угодить всем нельзя. И не нужно. Зачем?
Быть, как хочется вам, мне совсем не охота.
Я - другая, конечно. Другие и вы.
Так заложено свыше судьбой и природой.
Выбирать, с кем общаться, вы сами вольны.
Посягать я не буду на вашу свободу.
Идеальная? Нет. И ей стать не хочу.
Неугодная вам? Разойдемся. И с Богом!..
Вы уйдете, а я небесам прошепчу
Благодарность, что разной идем мы дорогой.
Обойдемся без выводов и теорем –
Я не модное платье, чтоб нравиться всем!
Светлана Чеколаева
Не авто из салона, не евро банкнота.
Угодить всем нельзя. И не нужно. Зачем?
Быть, как хочется вам, мне совсем не охота.
Я - другая, конечно. Другие и вы.
Так заложено свыше судьбой и природой.
Выбирать, с кем общаться, вы сами вольны.
Посягать я не буду на вашу свободу.
Идеальная? Нет. И ей стать не хочу.
Неугодная вам? Разойдемся. И с Богом!..
Вы уйдете, а я небесам прошепчу
Благодарность, что разной идем мы дорогой.
Обойдемся без выводов и теорем –
Я не модное платье, чтоб нравиться всем!
Светлана Чеколаева
Сохрани тебя Бог. И не только, конечно, Бог – сохрани тебя всё, что может тебя хранить.
Этот грёбаный мир пока не настолько плох, чтоб совсем оборвать непрочную эту нить,
что связала меня с тобой; но ещё чуть-чуть – и окажемся мы на разных концах Земли.
Что-то станет опорой – дай Бог – твоему плечу, и останется мне скучать. А ещё – молить
тормоза машин – чтоб они не давали сбой, и замок – чтоб закрыл ворота в безлюдный парк,
и удачу, конечно, – чтоб вечно была с тобой, и носки – чтоб они не теряли фабричных пар,
маяки – чтобы ты никогда не бродил во ржи, фонари – чтоб светили даже в глухую ночь,
и ещё – чтоб тебе не осточертело жить. Помоги тебе всё, что может тебе помочь.
Я прошу для тебя огня, чтобы руки греть, я прошу, чтоб на все твои письма пришёл ответ,
я прошу все лампы в доме твоём гореть, чтобы ты возвращался с работы в тепло и свет,
чтобы чайник, вскипая, издал долгожданный вздох, чтоб она умела любить тебя и шарлотку печь.
Сбереги тебя Бог. И не только, конечно, Бог – сбереги тебя та, кто сможет тебя сберечь.
Этот грёбаный мир пока не настолько плох, чтоб совсем оборвать непрочную эту нить,
что связала меня с тобой; но ещё чуть-чуть – и окажемся мы на разных концах Земли.
Что-то станет опорой – дай Бог – твоему плечу, и останется мне скучать. А ещё – молить
тормоза машин – чтоб они не давали сбой, и замок – чтоб закрыл ворота в безлюдный парк,
и удачу, конечно, – чтоб вечно была с тобой, и носки – чтоб они не теряли фабричных пар,
маяки – чтобы ты никогда не бродил во ржи, фонари – чтоб светили даже в глухую ночь,
и ещё – чтоб тебе не осточертело жить. Помоги тебе всё, что может тебе помочь.
Я прошу для тебя огня, чтобы руки греть, я прошу, чтоб на все твои письма пришёл ответ,
я прошу все лампы в доме твоём гореть, чтобы ты возвращался с работы в тепло и свет,
чтобы чайник, вскипая, издал долгожданный вздох, чтоб она умела любить тебя и шарлотку печь.
Сбереги тебя Бог. И не только, конечно, Бог – сбереги тебя та, кто сможет тебя сберечь.
Теплый летний ветер,
Пригнувшись к земле, изловчился
Достать и меня.
Ёсими Рогэцу
Пригнувшись к земле, изловчился
Достать и меня.
Ёсими Рогэцу
***
край у нас широк, изобилен,
бесконечно сакрален
сколько у нас древних зубодробилен,
вековых душераздирален
перед путешественником, где черён,
где еще промышленно не освоен,
целый горизонт лежит живодёрен
и предателебоен
всяк у нас привит, обезболен,
власти абсолютно лоялен,
это слышно с каждой из колоколен,
изо всех шапкозакидален
и сладкоголосый, как сирин,
и красивый, как сталин
нами правит тот, кто всесилен
и идеален
от восторга мы не ругаемся больше матом,
не ебёмся, не курим,
нас по выходным только к банкоматам
выпускают из тюрем
в школе, без вопросов и встречных реплик,
наши детки, краса-отрада,
собирают нам из духовных скрепок
макеты ада
судя по тому, как нас вертухаи обходят хмуро,
и на звук подаются, дрогнув, -
скоро снова грянет большая литература
и кинематограф
Вера Полозкова
край у нас широк, изобилен,
бесконечно сакрален
сколько у нас древних зубодробилен,
вековых душераздирален
перед путешественником, где черён,
где еще промышленно не освоен,
целый горизонт лежит живодёрен
и предателебоен
всяк у нас привит, обезболен,
власти абсолютно лоялен,
это слышно с каждой из колоколен,
изо всех шапкозакидален
и сладкоголосый, как сирин,
и красивый, как сталин
нами правит тот, кто всесилен
и идеален
от восторга мы не ругаемся больше матом,
не ебёмся, не курим,
нас по выходным только к банкоматам
выпускают из тюрем
в школе, без вопросов и встречных реплик,
наши детки, краса-отрада,
собирают нам из духовных скрепок
макеты ада
судя по тому, как нас вертухаи обходят хмуро,
и на звук подаются, дрогнув, -
скоро снова грянет большая литература
и кинематограф
Вера Полозкова
Я сегодня буду еврей... по бабке –
И трусы надену, и крест сыму,
И поеду в кипе (заместо шапки)
Гондурасить лихо на Колыму
Там, на прииске, мастер мне даст лопату
Без мотора даже – гевалт! Вейз мир!!
Буду честно жить на одну зарплату –
Так со мной подружится бригадир
Всей артели я буду братом старшим
Угощать в субботу их рыбой «фиш».
Мы за русский мир будем пить без фальши...
..."Эй, очнись, болезный! ты что творишь?"
– Ну, с ума сойти, он решил стать гоем! –
слышу я с небес Иеговы глас. –
Этот мир был мной лишь для вас построен...
Так езжай колымить, но в Гондурас!
— Marcus , 07.08.2016
И трусы надену, и крест сыму,
И поеду в кипе (заместо шапки)
Гондурасить лихо на Колыму
Там, на прииске, мастер мне даст лопату
Без мотора даже – гевалт! Вейз мир!!
Буду честно жить на одну зарплату –
Так со мной подружится бригадир
Всей артели я буду братом старшим
Угощать в субботу их рыбой «фиш».
Мы за русский мир будем пить без фальши...
..."Эй, очнись, болезный! ты что творишь?"
– Ну, с ума сойти, он решил стать гоем! –
слышу я с небес Иеговы глас. –
Этот мир был мной лишь для вас построен...
Так езжай колымить, но в Гондурас!
— Marcus , 07.08.2016
В отражении окна
Олег Геннадиевич
Космос прилип к отраженью в окне,
словно рекламная вывеска —
виснет, болтаясь на острой луне,
свежая звёздная вырезка.
Ночь отрезает от туши небес
рамой оконной, как лезвием,
райскую мякоть...
Беру на развес
в сетку квартиры — созвездие!
Олег Геннадиевич
Космос прилип к отраженью в окне,
словно рекламная вывеска —
виснет, болтаясь на острой луне,
свежая звёздная вырезка.
Ночь отрезает от туши небес
рамой оконной, как лезвием,
райскую мякоть...
Беру на развес
в сетку квартиры — созвездие!
Цитата(Romantic @ 13.8.2016, 22:14)
В отражении окна
Олег Геннадиевич
Космос прилип к отраженью в окне,
словно рекламная вывеска —
виснет, болтаясь на острой луне,
свежая звёздная вырезка.
Ночь отрезает от туши небес
рамой оконной, как лезвием,
райскую мякоть...
Беру на развес
в сетку квартиры — созвездие!
Олег Геннадиевич
Космос прилип к отраженью в окне,
словно рекламная вывеска —
виснет, болтаясь на острой луне,
свежая звёздная вырезка.
Ночь отрезает от туши небес
рамой оконной, как лезвием,
райскую мякоть...
Беру на развес
в сетку квартиры — созвездие!
Ты эту муть сам пишешь под псевдонимом?
Как-то не складно, но давай, давай совершенствуйся.
Шестеренки времени белый песок сквозь пальцы...
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Шестеренки времени – белый песок сквозь пальцы, колесо по раскаленному небосводу. Раньше было зрение – видеть и любоваться, а теперь осталось сетовать на погоду. На термометрах предчувствие Фаренгейта, знал старик, да поздно выписал нам рецепты. Греешь текст и ждешь, когда испарится гений, водишь солнцем от окраин мирских до центра. Раньше что ни улица – всюду родные лица, чудеса работали лучше рекомендаций. Был волшебный лес, серебряное копытце. Нынче сказки - ни укрыться, ни оправдаться. Узнавать героев, с легкостью предающих, – не тебя, но что-то больше и неизбежней. Раньше им мечталось ярче, темнелось гуще, а теперь из каждой спальни зубовный скрежет. Мы прощелкали затвором, раствором соли отравили безнадежно святую воду.
Остается жить, исследуя невесомость.
Задыхаться, тихо сетуя на погоду.
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Шестеренки времени – белый песок сквозь пальцы, колесо по раскаленному небосводу. Раньше было зрение – видеть и любоваться, а теперь осталось сетовать на погоду. На термометрах предчувствие Фаренгейта, знал старик, да поздно выписал нам рецепты. Греешь текст и ждешь, когда испарится гений, водишь солнцем от окраин мирских до центра. Раньше что ни улица – всюду родные лица, чудеса работали лучше рекомендаций. Был волшебный лес, серебряное копытце. Нынче сказки - ни укрыться, ни оправдаться. Узнавать героев, с легкостью предающих, – не тебя, но что-то больше и неизбежней. Раньше им мечталось ярче, темнелось гуще, а теперь из каждой спальни зубовный скрежет. Мы прощелкали затвором, раствором соли отравили безнадежно святую воду.
Остается жить, исследуя невесомость.
Задыхаться, тихо сетуя на погоду.
Дорога в никуда
Владимир Стречин
Не волнуйтесь, не будет ни слёз, ни безумных истерик.
Кто-то очень хотел, чтобы было всё именно так,
Когда сильным пожаром обуглен спасительный берег,
Обвалилась труба и затушен домашний очаг.
Видно, я говорю языком человеческой боли,
Даже прах, возметаемый ветром, приносит слова.
Мне бы только понять, кем расписаны глупые роли?
Кем в законченной драме изъята большая глава?
Перемены маячат давно уже за горизонтом.
Я иду в никуда под покровом свинцовых небес
Первобытной тропою в обнимку с замызганным чёртом -
По дороге судьбы в Богом проклятый сумрачный лес.
Владимир Стречин
Не волнуйтесь, не будет ни слёз, ни безумных истерик.
Кто-то очень хотел, чтобы было всё именно так,
Когда сильным пожаром обуглен спасительный берег,
Обвалилась труба и затушен домашний очаг.
Видно, я говорю языком человеческой боли,
Даже прах, возметаемый ветром, приносит слова.
Мне бы только понять, кем расписаны глупые роли?
Кем в законченной драме изъята большая глава?
Перемены маячат давно уже за горизонтом.
Я иду в никуда под покровом свинцовых небес
Первобытной тропою в обнимку с замызганным чёртом -
По дороге судьбы в Богом проклятый сумрачный лес.
С трубой ты переусердствовал, как и с очагом. 
Чёнить поинтересней смастери.
А то пишешь, что видишь. Последние три строчки явно твои, в точку.
Пишите дальше Маяковский, бумага все стерпит.
Чёнить поинтересней смастери.
А то пишешь, что видишь. Последние три строчки явно твои, в точку.
Пишите дальше Маяковский, бумага все стерпит.
Так бывает: ютятся в однушке,
За обедом делят котлету,
Спят на стареньких сбитых подушках,
И проводят за городом лето.
Босоногих дочурок лелеют,
Круглощеких сынишек рожают.
И живут — ни о чем не жалеют.
Просто любят и оберегают.
А бывает совсем по-другому:
Два авто, трехметровое ложе,
Пес породистый бродит по дому,
Каждый шаг — дорогого дороже.
В жизни стали для многих примером.
Неродные, ненужные души.
И давно уж не помнят, наверно,
Как любили друг друга в однушке.
Что ж ты, жизнь, так устроена странно?
Видно, счастье — не там, где вкуснее.
Пустота — не в дырявых карманах,
А в домах, где душою беднеют.
За обедом делят котлету,
Спят на стареньких сбитых подушках,
И проводят за городом лето.
Босоногих дочурок лелеют,
Круглощеких сынишек рожают.
И живут — ни о чем не жалеют.
Просто любят и оберегают.
А бывает совсем по-другому:
Два авто, трехметровое ложе,
Пес породистый бродит по дому,
Каждый шаг — дорогого дороже.
В жизни стали для многих примером.
Неродные, ненужные души.
И давно уж не помнят, наверно,
Как любили друг друга в однушке.
Что ж ты, жизнь, так устроена странно?
Видно, счастье — не там, где вкуснее.
Пустота — не в дырявых карманах,
А в домах, где душою беднеют.
Я сегодня хочу признаться
Человеку, что есть со мной,
В том, что буду всегда стараться
Быть не просто его женой…
Я любила его годами
Не за что-то, а просто так…
Это значит, что Бог над нами,
И сердца будут биться в такт…
Столько раз обгорали крылья
И чернела земля от бед…
И любовь покрывалась пылью
От привычки за много лет…
Незаметно взрослеют дети…
Я боюсь не успеть сказать,
Что сильнее всего на свете
Их люблю и боюсь терять…
Каждый вдох, каждый взгляд – бесценный…
Нужно нежно любовь хранить,
Чтобы быть для него Вселенной
Или коротко – чтобы быть…
Даже если на что-то злится,
Даже если на что-то злюсь,
Он расстроить меня боится,
Я обидеть его боюсь…
Мы мгновенья напрасно тратим
На проблемы, что дарит быт…
Только счастье то не в зарплате…
Счастье в тех, кто к душе пришит…
Быть счастливым уже сегодня
Может каждый, кто хочет быть…
И примеров для счастья сотни –
Доверять, помогать, любить…
И когда на рассвете рано
Вижу рядом его, детей,
Я счастливая без обмана…
Я живу для семьи своей…
И любая погода – чудо…
Бури, вьюги, дожди стерплю…
Я за что-то любить не буду,
Я живу, потому люблю…
Человеку, что есть со мной,
В том, что буду всегда стараться
Быть не просто его женой…
Я любила его годами
Не за что-то, а просто так…
Это значит, что Бог над нами,
И сердца будут биться в такт…
Столько раз обгорали крылья
И чернела земля от бед…
И любовь покрывалась пылью
От привычки за много лет…
Незаметно взрослеют дети…
Я боюсь не успеть сказать,
Что сильнее всего на свете
Их люблю и боюсь терять…
Каждый вдох, каждый взгляд – бесценный…
Нужно нежно любовь хранить,
Чтобы быть для него Вселенной
Или коротко – чтобы быть…
Даже если на что-то злится,
Даже если на что-то злюсь,
Он расстроить меня боится,
Я обидеть его боюсь…
Мы мгновенья напрасно тратим
На проблемы, что дарит быт…
Только счастье то не в зарплате…
Счастье в тех, кто к душе пришит…
Быть счастливым уже сегодня
Может каждый, кто хочет быть…
И примеров для счастья сотни –
Доверять, помогать, любить…
И когда на рассвете рано
Вижу рядом его, детей,
Я счастливая без обмана…
Я живу для семьи своей…
И любая погода – чудо…
Бури, вьюги, дожди стерплю…
Я за что-то любить не буду,
Я живу, потому люблю…
Любимый муж – не персонаж красивой сказки…
Моя реальность на сегодня такова,
Что у моих детей – его родные глазки.
И наши чувства – не банальные слова…
Мне говорят, что познаётся всё в сравненьи…
Но смысла нет разочаровывать себя.
Бывали взлёты и обидные паденья…
Мы всё прошли, друг друга искренне любя…
Неважно – где, неважно – как, а важно сколько
Живёт любовь к тому, кто рядом много лет…
Бывает больно, одиноко, плохо, горько…
Но это всё, когда его со мною нет…
А если он меня, уставший, обнимает,
То улыбается печальная луна…
Кто видел счастье, тот, конечно, понимает,
Любовь в семье – разлукам, трудностям стена…
Но если всё ж беда в окошко постучалась,
То только вместе можно всё преодолеть.
И чтобы детям жизнь с рожденья улыбалась,
Семью любовью и заботой нужно греть…
Я поняла недавно истину простую…
Нельзя молчать, когда в душе щемит от слёз…
Я всё скажу ему, тихонько поцелую,
И буду верить не как-будто, а всерьёз…
Себя жалея, я порой не замечала,
Ему ведь тоже так хотелось теплоты…
Всё это ярко и волшебно по началу…
Но мелкий быт съедает крупные мечты…
А чтоб любимою женою оставаться,
Уменье нужно – Храмом быть для близких душ...
Не проверять, а доверять, не сомневаться,
Что счастья женского секрет – любимый муж!
Моя реальность на сегодня такова,
Что у моих детей – его родные глазки.
И наши чувства – не банальные слова…
Мне говорят, что познаётся всё в сравненьи…
Но смысла нет разочаровывать себя.
Бывали взлёты и обидные паденья…
Мы всё прошли, друг друга искренне любя…
Неважно – где, неважно – как, а важно сколько
Живёт любовь к тому, кто рядом много лет…
Бывает больно, одиноко, плохо, горько…
Но это всё, когда его со мною нет…
А если он меня, уставший, обнимает,
То улыбается печальная луна…
Кто видел счастье, тот, конечно, понимает,
Любовь в семье – разлукам, трудностям стена…
Но если всё ж беда в окошко постучалась,
То только вместе можно всё преодолеть.
И чтобы детям жизнь с рожденья улыбалась,
Семью любовью и заботой нужно греть…
Я поняла недавно истину простую…
Нельзя молчать, когда в душе щемит от слёз…
Я всё скажу ему, тихонько поцелую,
И буду верить не как-будто, а всерьёз…
Себя жалея, я порой не замечала,
Ему ведь тоже так хотелось теплоты…
Всё это ярко и волшебно по началу…
Но мелкий быт съедает крупные мечты…
А чтоб любимою женою оставаться,
Уменье нужно – Храмом быть для близких душ...
Не проверять, а доверять, не сомневаться,
Что счастья женского секрет – любимый муж!
Недолог век домашнего кота,
Переживём до смерти много кошек.
Есть чёрный, рыжий - разные цвета,
Есть Барсик, Васька, Тиша и Тимоша.
Они уходят в свой кошачий рай,
Оставив нам в укор пустое блюдце...
Один любил сосиски, ел минтай.
Пил молоко. Они не остаются.
Мы защищать должны их от невзгод,
Ухаживать, лелеять, гладить шею.
Но нас хранит обычный старый кот,
Пока он вдруг не ляжет, коченея,
В коробке лёгкой спать под шум берёз,
Накрытый сверху синим одеялом.
Всё перечёркнуто: как жил, резвился, рос,
Одно лишь в памяти - как в землю зарывала,
А он смотрел, как мир затих вокруг,
Остекленевшим глазом незнакомым...
Мой рыжий кот, мой верный, старый друг,
Ушедший навсегда гулять из дома
В июльский день, в февральскую метель-
Оставил мир пустым и неуютным.
Ты хоть во сне приди в мою постель,
Побудь со мной, уйдешь опять под утро...
................................................................................
....
Живым - живое. День спешит за днём,
И кто-то серый пьёт уже из блюдца.
И сердце новым полнится котом-
Они приходят. Но не остаются...
Автор Ева Строгая
Переживём до смерти много кошек.
Есть чёрный, рыжий - разные цвета,
Есть Барсик, Васька, Тиша и Тимоша.
Они уходят в свой кошачий рай,
Оставив нам в укор пустое блюдце...
Один любил сосиски, ел минтай.
Пил молоко. Они не остаются.
Мы защищать должны их от невзгод,
Ухаживать, лелеять, гладить шею.
Но нас хранит обычный старый кот,
Пока он вдруг не ляжет, коченея,
В коробке лёгкой спать под шум берёз,
Накрытый сверху синим одеялом.
Всё перечёркнуто: как жил, резвился, рос,
Одно лишь в памяти - как в землю зарывала,
А он смотрел, как мир затих вокруг,
Остекленевшим глазом незнакомым...
Мой рыжий кот, мой верный, старый друг,
Ушедший навсегда гулять из дома
В июльский день, в февральскую метель-
Оставил мир пустым и неуютным.
Ты хоть во сне приди в мою постель,
Побудь со мной, уйдешь опять под утро...
................................................................................
....
Живым - живое. День спешит за днём,
И кто-то серый пьёт уже из блюдца.
И сердце новым полнится котом-
Они приходят. Но не остаются...
Автор Ева Строгая
Девочки, вы молодцы!!!
Похоже поэт надолго ушел с замызганным чёртом в свой проклятый сумрачный лес.
Похоже поэт надолго ушел с замызганным чёртом в свой проклятый сумрачный лес.
Прошла неделя, город отпустил...
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Прошла неделя, город отпустил, сравнялся с вулканическим песком. Она свои истории в горсти держала, изучая каждый скол, запоминая времени узор, его спираль на раковинах дней. А солнце раскрывало жёлтый зонт и все смелей заигрывало с ней. Когда вода из всех температур нашла свою, когда проснулся пляж, она смогла услышать, как поют деревья, камни, небо и земля, увидеть тень на белизне домов, стать рыбой, птицей, голосом волны. Отныне каждый встречный был готов отдать ей нерассказанные сны. Естественна природа колдовства, постигшего пространства глубину. Отныне ей покорны те слова, в которых обреченный утонул. Скалистый берег, звонкая лазурь, потухшие вулканы у воды.
В её руках все превратится в звук, песок и дым.
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Прошла неделя, город отпустил, сравнялся с вулканическим песком. Она свои истории в горсти держала, изучая каждый скол, запоминая времени узор, его спираль на раковинах дней. А солнце раскрывало жёлтый зонт и все смелей заигрывало с ней. Когда вода из всех температур нашла свою, когда проснулся пляж, она смогла услышать, как поют деревья, камни, небо и земля, увидеть тень на белизне домов, стать рыбой, птицей, голосом волны. Отныне каждый встречный был готов отдать ей нерассказанные сны. Естественна природа колдовства, постигшего пространства глубину. Отныне ей покорны те слова, в которых обреченный утонул. Скалистый берег, звонкая лазурь, потухшие вулканы у воды.
В её руках все превратится в звук, песок и дым.
Что там у вас в палате уже стихи закончились? Ладно, спишем на то, что пациент был в проклятом лесу с обнимкой с чертом. 
Перекресток держит дороги мира...
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Перекресток держит дороги мира вопреки наклону земной оси. Мы заходим в бар к старику Тахиру, здесь всегда найдётся холодный сидр. Этот город, не выжавший час до моря, всеми скверами тянущийся к нему, этот город придуман. Давай поспорим, что умеет истинный демиург. С тех, кто чувствовал истину, спросят строго, впустят змея играючи под ребро. Ты считаешь, каждый - потомок Бога, я считаю тех, в ком остался Бог. А вокруг иллюзия - город, камень, этот текст и сотня случайных слов. Наша глина согрета Его руками, мы хэндмэйд, господнее ремесло.
Кот Басё Светлана Лаврентьева
Перекресток держит дороги мира вопреки наклону земной оси. Мы заходим в бар к старику Тахиру, здесь всегда найдётся холодный сидр. Этот город, не выжавший час до моря, всеми скверами тянущийся к нему, этот город придуман. Давай поспорим, что умеет истинный демиург. С тех, кто чувствовал истину, спросят строго, впустят змея играючи под ребро. Ты считаешь, каждый - потомок Бога, я считаю тех, в ком остался Бог. А вокруг иллюзия - город, камень, этот текст и сотня случайных слов. Наша глина согрета Его руками, мы хэндмэйд, господнее ремесло.
Дорога
Чен Ким
Чем дальше от столицы
Тем больше "жигулей".
И безнадежней лица,
И водка как-то злей.
Жизнь тут людей не балует
Подарками судьбы.
(Ну разве что рыбалкою
Да к осени грибы).
Работают покуда
Не выбьются из сил.
Их дети верят в чудо.
Я здесь когда-то жил...
Чен Ким
Чем дальше от столицы
Тем больше "жигулей".
И безнадежней лица,
И водка как-то злей.
Жизнь тут людей не балует
Подарками судьбы.
(Ну разве что рыбалкою
Да к осени грибы).
Работают покуда
Не выбьются из сил.
Их дети верят в чудо.
Я здесь когда-то жил...
Я твой личный тотем
Саша Бест
Я – твой личный тотем.
Это правило писано пальцами по стеклу.
По дороге в Эдем
Я рассыпала кисти и краски на сонный луг.
Разучившись страдать,
Небо серыми мыслями тянется к январю.
Отчего же тогда
Снег все так же ложится вокруг, если я горю?
И багровым углем
Ты рисуешь мой личный пожар на своих холстах.
Ты заочно влюблен
В это пламя, где кольцами корчится береста.
На ладонях февраль,
В нем все так же идет панихида по январю.
Как священный Грааль,
Ты меня защищаешь от неба, а я горю.
Заискрилась душа.
Из нее перламутровым маревом валит дым.
Отойди, не мешай,
Птица-феникс желает испить ледяной воды.
Саша Бест
Я – твой личный тотем.
Это правило писано пальцами по стеклу.
По дороге в Эдем
Я рассыпала кисти и краски на сонный луг.
Разучившись страдать,
Небо серыми мыслями тянется к январю.
Отчего же тогда
Снег все так же ложится вокруг, если я горю?
И багровым углем
Ты рисуешь мой личный пожар на своих холстах.
Ты заочно влюблен
В это пламя, где кольцами корчится береста.
На ладонях февраль,
В нем все так же идет панихида по январю.
Как священный Грааль,
Ты меня защищаешь от неба, а я горю.
Заискрилась душа.
Из нее перламутровым маревом валит дым.
Отойди, не мешай,
Птица-феникс желает испить ледяной воды.
Второй ковчег
Наталья Крофтс
По паре - каждой твари. А мою,
мою-то пару - да к другому Ною
погнали на ковчег. И я здесь ною,
визжу, да вою, да крылами бью...
Ведь как же так?! Смотрите - всех по паре,
милуются вокруг другие твари,
а я гляжу - нелепо, как в кошмаре -
на пристани, у пирса, на краю
стоит она. Одна. И пароход
штурмует разномастнейший народ -
вокруг толпятся звери, птицы, люди.
...Мы верили, что выживем, что будем
бродить в лугах, не знающих косы,
гулять у моря, что родится сын...
Но вот, меня - сюда, её - туда.
Потоп. Спасайтесь, звери, - кто как может.
Вода. Кругом вода. И сушу гложет
с ума сошедший ливень. Мы - орда,
бегущая, дрожащая и злая.
Я ничего не слышу из-за лая,
мычанья, рёва, ора, стона, воя...
Я вижу обезумевшего Ноя -
он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
Второй ковчег заглатывает ночь,
и выживем ли, встретимся когда-то?
Я ей кричу - но жуткие раскаты
чудовищного грома глушат звук.
Она не слышит. Я её зову -
не слышит. Я зову - она не слышит!
А воды поднимаются всё выше...
Надежды голос тонок. Слишком тонок.
И волны почерневшие со стоном
накрыли и Олимп, и Геликон...
На палубе, свернувшись, как котёнок,
дрожит дракон. Потерянный дракон.
Наталья Крофтс
По паре - каждой твари. А мою,
мою-то пару - да к другому Ною
погнали на ковчег. И я здесь ною,
визжу, да вою, да крылами бью...
Ведь как же так?! Смотрите - всех по паре,
милуются вокруг другие твари,
а я гляжу - нелепо, как в кошмаре -
на пристани, у пирса, на краю
стоит она. Одна. И пароход
штурмует разномастнейший народ -
вокруг толпятся звери, птицы, люди.
...Мы верили, что выживем, что будем
бродить в лугах, не знающих косы,
гулять у моря, что родится сын...
Но вот, меня - сюда, её - туда.
Потоп. Спасайтесь, звери, - кто как может.
Вода. Кругом вода. И сушу гложет
с ума сошедший ливень. Мы - орда,
бегущая, дрожащая и злая.
Я ничего не слышу из-за лая,
мычанья, рёва, ора, стона, воя...
Я вижу обезумевшего Ноя -
он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
Второй ковчег заглатывает ночь,
и выживем ли, встретимся когда-то?
Я ей кричу - но жуткие раскаты
чудовищного грома глушат звук.
Она не слышит. Я её зову -
не слышит. Я зову - она не слышит!
А воды поднимаются всё выше...
Надежды голос тонок. Слишком тонок.
И волны почерневшие со стоном
накрыли и Олимп, и Геликон...
На палубе, свернувшись, как котёнок,
дрожит дракон. Потерянный дракон.
[DMX]
The Great Depression
"Sometimes"
Sometimes I wonder what life's about
Sometimes I wonder why the lights are out
Sometimes I wonder why I like to shout
Sometimes I wonder, what the lies are about
Sometimes I see things I shouldn't have seen
Sometimes I wonder why, I'm a hood and a fiend
Sometimes I look at what I've become and cry
Sometimes I, get on that BULLSHIT and be ready to die
Sometimes a nigga that's yo' man might get it
Sometimes even though it's sweet, if you ain't wit it
Sometimes the pain is too much to BEAR
Sometimes it RAINS too much to care
Sometimes if you, don't watch yo' back it'll cost you
Sometimes you wonder, who would give a FUCK if they lost you
Yet sometimes the sun shines around the clock
But sometimes it's dark, and hell is hot
The Great Depression
"Sometimes"
Sometimes I wonder what life's about
Sometimes I wonder why the lights are out
Sometimes I wonder why I like to shout
Sometimes I wonder, what the lies are about
Sometimes I see things I shouldn't have seen
Sometimes I wonder why, I'm a hood and a fiend
Sometimes I look at what I've become and cry
Sometimes I, get on that BULLSHIT and be ready to die
Sometimes a nigga that's yo' man might get it
Sometimes even though it's sweet, if you ain't wit it
Sometimes the pain is too much to BEAR
Sometimes it RAINS too much to care
Sometimes if you, don't watch yo' back it'll cost you
Sometimes you wonder, who would give a FUCK if they lost you
Yet sometimes the sun shines around the clock
But sometimes it's dark, and hell is hot
У сильной женщины нет права на ошибку,
На лень и мелочность, на зависть и на злость.
Она должна всегда ходить с улыбкой,
Пусть даже что-то ей не удалось.
Ухоженной должна быть и красивой,
Хотя ей ночью долго не спалось…
И выглядеть шикарной и счастливой,
Когда в душе торчит огромный гвоздь.
У сильной женщины «табу» — тоска и слезы,
И в «черном списке» страх ее потерь.
Вытаскивая острые занозы,
Ей нужно делать вид, что все «о кей».
Не ждать ответов на свои вопросы,
Не жить надеждой, не стучаться в дверь,
И принимая равнодушья дозу,
Ложиться вновь в холодную постель.
И спрятавшись под маской безразличья,
Уметь писать все с чистого листа,
И помнить, что за сотнями обличий
Скрывается людская чернота.
Пить вечерами крепкие напитки,
Будильник заводить всегда на шесть…
…У сильной женщины нет права на ошибку.
А вот на счастье, несомненно, есть!
Светлана Чеколаева
На лень и мелочность, на зависть и на злость.
Она должна всегда ходить с улыбкой,
Пусть даже что-то ей не удалось.
Ухоженной должна быть и красивой,
Хотя ей ночью долго не спалось…
И выглядеть шикарной и счастливой,
Когда в душе торчит огромный гвоздь.
У сильной женщины «табу» — тоска и слезы,
И в «черном списке» страх ее потерь.
Вытаскивая острые занозы,
Ей нужно делать вид, что все «о кей».
Не ждать ответов на свои вопросы,
Не жить надеждой, не стучаться в дверь,
И принимая равнодушья дозу,
Ложиться вновь в холодную постель.
И спрятавшись под маской безразличья,
Уметь писать все с чистого листа,
И помнить, что за сотнями обличий
Скрывается людская чернота.
Пить вечерами крепкие напитки,
Будильник заводить всегда на шесть…
…У сильной женщины нет права на ошибку.
А вот на счастье, несомненно, есть!
Светлана Чеколаева
От бедра… И навстречу мечтам,
Позабыв, что вчера до рассвета
Предавалась горячим слезам,
Провожая надежды и лето…
Крест по тяжести твой – в самый раз.
Даже если ты сгорбила спину,
Ты себя пожалела сейчас,
Только в этом уныний причина…
От бедра… И с улыбкой смешной,
И с наивностью глаз настоящей.
Ты – ребёнок в душе, будь такой!
Крест несут, а не сгорбившись, тащат.
Сильным людям – сильнее урок…
Лишь по силам даны испытанья.
Бог не бросил тебя, а помог.
Будут лучше духовные знанья…
От бедра… За закатом – рассвет.
И не надо скулить на закате.
Присмотрись, кто с тобою, кто нет.
Все в беде проявляются, кстати…
Не себя пожалей, а других,
Кто в твоей же поддержке нуждался.
Видишь, ветер уныний утих…
Вновь надежды бутон раскрывался…
Груз обид не забудь удалить.
Их копить на душе ведь не просят…
От бедра… И вперёд, чтобы жить!
Ждёт тебя твоя лучшая осень…
© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт, 2016
Позабыв, что вчера до рассвета
Предавалась горячим слезам,
Провожая надежды и лето…
Крест по тяжести твой – в самый раз.
Даже если ты сгорбила спину,
Ты себя пожалела сейчас,
Только в этом уныний причина…
От бедра… И с улыбкой смешной,
И с наивностью глаз настоящей.
Ты – ребёнок в душе, будь такой!
Крест несут, а не сгорбившись, тащат.
Сильным людям – сильнее урок…
Лишь по силам даны испытанья.
Бог не бросил тебя, а помог.
Будут лучше духовные знанья…
От бедра… За закатом – рассвет.
И не надо скулить на закате.
Присмотрись, кто с тобою, кто нет.
Все в беде проявляются, кстати…
Не себя пожалей, а других,
Кто в твоей же поддержке нуждался.
Видишь, ветер уныний утих…
Вновь надежды бутон раскрывался…
Груз обид не забудь удалить.
Их копить на душе ведь не просят…
От бедра… И вперёд, чтобы жить!
Ждёт тебя твоя лучшая осень…
© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт, 2016
песни царства Фе
Альванди Маэртис
волей, неволей,
живете глаголем прочь
вытолкнет будни по трубам в отпетый хлам,
пьяная ведьма на пробу возьмёт ведро: «тщщщщ…», –
заковыляет куда-то, – «дела, дела»…
зелья наварит Морфею на восемь лун –
восемь коробочек сладостей [нембутал]…
доброе, светлое, где вы?
ау, ау…
кануло,
сгинуло,
брошены где-то там…
…там паровозики в ночь увозили страх,
спали в обнимку Сервантес, Хемингуэй…
мальчику пела единственная сестра
песни далёкого, близкого царства фей,
ложкой хрустальной мешала кристаллы снов
в кружке с парным молоком и куда ни кинь,
всё было добрым и розово-светлым, но
волей-неволей,
мы выросли, Динь-Дилинь…
Альванди Маэртис
волей, неволей,
живете глаголем прочь
вытолкнет будни по трубам в отпетый хлам,
пьяная ведьма на пробу возьмёт ведро: «тщщщщ…», –
заковыляет куда-то, – «дела, дела»…
зелья наварит Морфею на восемь лун –
восемь коробочек сладостей [нембутал]…
доброе, светлое, где вы?
ау, ау…
кануло,
сгинуло,
брошены где-то там…
…там паровозики в ночь увозили страх,
спали в обнимку Сервантес, Хемингуэй…
мальчику пела единственная сестра
песни далёкого, близкого царства фей,
ложкой хрустальной мешала кристаллы снов
в кружке с парным молоком и куда ни кинь,
всё было добрым и розово-светлым, но
волей-неволей,
мы выросли, Динь-Дилинь…
между нами
Альванди Маэртис
мир безгрешен и чист
он меня непременно осудит
не для зайца в трамвае удачи счастливый билет
между нами желтеют двенадцать страниц книги судеб
и бездонная пропасть каких-то двенадцати лет
мы с тобой не ломали табу, не любовники даже
может быть, опасались лишиться насиженных гнёзд
между нами двенадцать мечей [добродетели стража]
цепко за ноги держат сансары двенадцать колёс
так бывает… однажды… чуть выше… над уровнем плоти
зарождается что-то… законы не действуют, но
между нами одиннадцать «за» и единственный «против»
плюс два голоса детских, которыми всё решено…
пришвартован к перрону слуга тормозных семафоров
скорый, фирменный, номер 12 «Москва – Извини»
между нами двенадцать морей и один шумный город…
слишком много весомых причин
слишком мало любви
Альванди Маэртис
мир безгрешен и чист
он меня непременно осудит
не для зайца в трамвае удачи счастливый билет
между нами желтеют двенадцать страниц книги судеб
и бездонная пропасть каких-то двенадцати лет
мы с тобой не ломали табу, не любовники даже
может быть, опасались лишиться насиженных гнёзд
между нами двенадцать мечей [добродетели стража]
цепко за ноги держат сансары двенадцать колёс
так бывает… однажды… чуть выше… над уровнем плоти
зарождается что-то… законы не действуют, но
между нами одиннадцать «за» и единственный «против»
плюс два голоса детских, которыми всё решено…
пришвартован к перрону слуга тормозных семафоров
скорый, фирменный, номер 12 «Москва – Извини»
между нами двенадцать морей и один шумный город…
слишком много весомых причин
слишком мало любви
из фильма "Перелом"
Останешься ты снаружи
Или решишься войти
Разум отдашь, или душу-
Есть только два пути
Если войдёшь- куда идти дальше?
На право путь правды, на лево- фальши
Можно так растеряться, что начнёшь вдруг бежать
По извилистым тропкам где костей не собрать
И пройдя много миль по пространствам безликим
Оказаться в местах бесполезных и диких
В местах ожидания, где люди просто ждут
Ждут поезда, чтобы уехать
Ждут что автобус прийдёт
Иль самолёт их унесёт,
Или письмо вдруг дойдёт,
Или дождь пойдёт
Что зазвонит телефон
Или выпадет снег
Ждут просто- «да» или «нет»,
Или жемчуга нить,
Или медный таз
Ждут как им быть
Или новый шанс.
Теодор Сьюз Гейзель
Останешься ты снаружи
Или решишься войти
Разум отдашь, или душу-
Есть только два пути
Если войдёшь- куда идти дальше?
На право путь правды, на лево- фальши
Можно так растеряться, что начнёшь вдруг бежать
По извилистым тропкам где костей не собрать
И пройдя много миль по пространствам безликим
Оказаться в местах бесполезных и диких
В местах ожидания, где люди просто ждут
Ждут поезда, чтобы уехать
Ждут что автобус прийдёт
Иль самолёт их унесёт,
Или письмо вдруг дойдёт,
Или дождь пойдёт
Что зазвонит телефон
Или выпадет снег
Ждут просто- «да» или «нет»,
Или жемчуга нить,
Или медный таз
Ждут как им быть
Или новый шанс.
Теодор Сьюз Гейзель
Это просто осень...
Виктор Плешаков Ёж
Это осень, детка. Просто осень...
Прошлых всех не лучше и не хуже.
Ветер зло листву, как прежде, косит,
смахивая скошенное в лужи.
Просто небо снова стало серым,
выбросив к чертям другие краски,
нас мороча и лишая веры,
в то, что есть тепло, уют и сказки.
Просто тучи выплюнули тонны
чьих-то слёз невыплаканных ране.
И в слезах душа и город тонут
так же безнадёжно, как "Титаник".
Солнце завтра вырвется из клетки.
Ты не верь дождям, ветрам и тучам.
Это просто осень... Осень, детка...
Прошлых всех не хуже и не лучше...
Виктор Плешаков Ёж
Это осень, детка. Просто осень...
Прошлых всех не лучше и не хуже.
Ветер зло листву, как прежде, косит,
смахивая скошенное в лужи.
Просто небо снова стало серым,
выбросив к чертям другие краски,
нас мороча и лишая веры,
в то, что есть тепло, уют и сказки.
Просто тучи выплюнули тонны
чьих-то слёз невыплаканных ране.
И в слезах душа и город тонут
так же безнадёжно, как "Титаник".
Солнце завтра вырвется из клетки.
Ты не верь дождям, ветрам и тучам.
Это просто осень... Осень, детка...
Прошлых всех не хуже и не лучше...
Путь свободен
Чен Ким
Вагон натоплен от души.
Горячий чай, в стакане ложка
Звенит. Сиди стихи пиши,
Да иногда гляди в окошко.
Где от убогого жилья
Через заснеженное поле
Легла прямая колея
Дорогой из тюрьмы на волю.
А может, и опять в тюрьму.
Для русской жизни все едино.
Наверно, это потому,
Что мы не знаем середины...
С нуля до гробовой доски
В России жизнь идет, похоже,
Не злым усердием людским,
А только милостию Божьей...
Чен Ким
Вагон натоплен от души.
Горячий чай, в стакане ложка
Звенит. Сиди стихи пиши,
Да иногда гляди в окошко.
Где от убогого жилья
Через заснеженное поле
Легла прямая колея
Дорогой из тюрьмы на волю.
А может, и опять в тюрьму.
Для русской жизни все едино.
Наверно, это потому,
Что мы не знаем середины...
С нуля до гробовой доски
В России жизнь идет, похоже,
Не злым усердием людским,
А только милостию Божьей...
Быть мамой, наверное, очень сложно
Качать, убаюкивать, нянчить, лелеять
Воспитывать, то что – нельзя, а что – можно
Быть доктором если ребенок болеет
Пока ещё ножки не ходят в ботинках
Менять ползунки, и кормить регулярно,
Показывать в книжках цветные картинки
Следить за здоровьем его постоянно;
Когда подрастет – научить непременно
Читать и писать, все ошибки внимая,
Быть нежной, терпимой, ни с кем несравненной
Для мужа (о нем иногда забывая);
Потом быть учителем, только домашним
Ошибки в тетрадях твоих исправляя,
Варить и супы, и вкуснейшие каши
Следить за одеждой – частенько меняя;
Затем быть поддержкой, психологом что ли…
И все помодней выбирая одежду,
Ходить на собрания вечером в школе
И строгой потом становиться, как прежде;
А после – период «слезливый» очень
Из школы, как из-под крыла выпуская,
А далее – просто бессонные ночи
За каждый твой шаг – переживая
И вот появились немного сединки
А сердцем все также тебя ощущая
И в дом ты приводишь свою половинку
А мама ревнует, все так же прощая
И первые слезы уже в другой роли
Ведь бабушка – «звание уже посерьезней»
И сердце сжимается прямо до боли
И даже скрипит, как на снеге полозья
Нет все-таки мама – почетное звание
И орден с медалью здесь меркнут немножко
Нет, нет…это думаю, просто призвание
Быть мамой приятно, ни капли не сложно…
Качать, убаюкивать, нянчить, лелеять
Воспитывать, то что – нельзя, а что – можно
Быть доктором если ребенок болеет
Пока ещё ножки не ходят в ботинках
Менять ползунки, и кормить регулярно,
Показывать в книжках цветные картинки
Следить за здоровьем его постоянно;
Когда подрастет – научить непременно
Читать и писать, все ошибки внимая,
Быть нежной, терпимой, ни с кем несравненной
Для мужа (о нем иногда забывая);
Потом быть учителем, только домашним
Ошибки в тетрадях твоих исправляя,
Варить и супы, и вкуснейшие каши
Следить за одеждой – частенько меняя;
Затем быть поддержкой, психологом что ли…
И все помодней выбирая одежду,
Ходить на собрания вечером в школе
И строгой потом становиться, как прежде;
А после – период «слезливый» очень
Из школы, как из-под крыла выпуская,
А далее – просто бессонные ночи
За каждый твой шаг – переживая
И вот появились немного сединки
А сердцем все также тебя ощущая
И в дом ты приводишь свою половинку
А мама ревнует, все так же прощая
И первые слезы уже в другой роли
Ведь бабушка – «звание уже посерьезней»
И сердце сжимается прямо до боли
И даже скрипит, как на снеге полозья
Нет все-таки мама – почетное звание
И орден с медалью здесь меркнут немножко
Нет, нет…это думаю, просто призвание
Быть мамой приятно, ни капли не сложно…
Людмила ТАТЬЯНИЧЕВА
Изведав горечь укоризны,
Обид,
Ошибок,
Мелких драм,
Учитесь радоваться жизни,
Ее обыденным дарам!
Рассвету,
Взлету журавленка,
Речушке,
Моющей пески.
Улыбке милого ребенка.
Пожатью дружеской руки.
Работе,
Сделанной как надо,
Дороге,
Чтобы вдаль влекла.
Летучей ласке снегопада,
Добру домашнего тепла.
В ракете
Или же сквозь призмы
Приблизясь к солнечным мирам,
Спешите радоваться
Жизни, ее обыденным дарам!
Изведав горечь укоризны,
Обид,
Ошибок,
Мелких драм,
Учитесь радоваться жизни,
Ее обыденным дарам!
Рассвету,
Взлету журавленка,
Речушке,
Моющей пески.
Улыбке милого ребенка.
Пожатью дружеской руки.
Работе,
Сделанной как надо,
Дороге,
Чтобы вдаль влекла.
Летучей ласке снегопада,
Добру домашнего тепла.
В ракете
Или же сквозь призмы
Приблизясь к солнечным мирам,
Спешите радоваться
Жизни, ее обыденным дарам!
По берегам вечерами горят костры...
Кот Басё Светлана Лаврентьева
По берегам вечерами горят костры – беглые греются и проклинают белых. Песни поют о свободе, поют навзрыд, была бы здесь мать, она бы такие пела. Белые ищут беглых пока светло, первые сумерки так изменяют воду, что тонкой чертой становится каждый плот и черными пятнами кажутся пароходы. К реке привыкаешь, живешь с ней один в один, в прибрежные заросли прячешься, если жарко. Ты сам себе раб, и сам себе господин, другие боятся жизни, но их не жалко. С рекой понимаешь: рождайся хоть сотню раз, меняя цвет кожи, бывая никем и всеми, твой мир будет плыть от берега до утра, а значит, на юге все реки текут на север. У нас из еды все чаще одна вода, бывает, добудем что-нибудь в городишке. А проповедь, в сущности, полная ерунда, ее пропустили, значит, о ней не пишем. И кто вам сказал, что здесь мы живем в грехе, что нет у нас бога – мол, бог на плоты не выйдет? Мы просто плывем, плывем без путей и схем, и Джим на свободе, и бога ночами видит.
А что у тебя? И как ты попал на плот? Большая река, широкое русло мира. Идет пароход, и если поднять весло, то можно услышать, как время проходит мимо.
Мы вместе плывем на плоту, мы всегда плывем, великой реке не видно конца и края.
Ты можешь быть герцогом, пастырем, королем.
Мы с Джимом посмеемся и подыграем.
Кот Басё Светлана Лаврентьева
По берегам вечерами горят костры – беглые греются и проклинают белых. Песни поют о свободе, поют навзрыд, была бы здесь мать, она бы такие пела. Белые ищут беглых пока светло, первые сумерки так изменяют воду, что тонкой чертой становится каждый плот и черными пятнами кажутся пароходы. К реке привыкаешь, живешь с ней один в один, в прибрежные заросли прячешься, если жарко. Ты сам себе раб, и сам себе господин, другие боятся жизни, но их не жалко. С рекой понимаешь: рождайся хоть сотню раз, меняя цвет кожи, бывая никем и всеми, твой мир будет плыть от берега до утра, а значит, на юге все реки текут на север. У нас из еды все чаще одна вода, бывает, добудем что-нибудь в городишке. А проповедь, в сущности, полная ерунда, ее пропустили, значит, о ней не пишем. И кто вам сказал, что здесь мы живем в грехе, что нет у нас бога – мол, бог на плоты не выйдет? Мы просто плывем, плывем без путей и схем, и Джим на свободе, и бога ночами видит.
А что у тебя? И как ты попал на плот? Большая река, широкое русло мира. Идет пароход, и если поднять весло, то можно услышать, как время проходит мимо.
Мы вместе плывем на плоту, мы всегда плывем, великой реке не видно конца и края.
Ты можешь быть герцогом, пастырем, королем.
Мы с Джимом посмеемся и подыграем.
Ты совсем не похожа на женщин других:
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзыванье из объятья.
Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижешь в жертву моде.
Для тебя есть Смирнов, но и есть соловей,
Кто его заменяет в природе.
Ты способна и в сахаре выискать «соль»,
Фразу — в только намекнутом слове...
Ты в Ахматовой ценишь бессменную боль,
Стилистический шарм в Гумилеве.
Для тебя, для гурманки стиха, острота
Сологубовского триолета,
И, что Блока не поцеловала в уста,
Ты шестое печалишься лето.
А в глазах оздоравливающих твоих —
Ветер с моря и поле ржаное.
Ты совсем не похожа на женщин других,
Потому мне и стала женою.
Игорь Северянин, 1927г
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзыванье из объятья.
Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижешь в жертву моде.
Для тебя есть Смирнов, но и есть соловей,
Кто его заменяет в природе.
Ты способна и в сахаре выискать «соль»,
Фразу — в только намекнутом слове...
Ты в Ахматовой ценишь бессменную боль,
Стилистический шарм в Гумилеве.
Для тебя, для гурманки стиха, острота
Сологубовского триолета,
И, что Блока не поцеловала в уста,
Ты шестое печалишься лето.
А в глазах оздоравливающих твоих —
Ветер с моря и поле ржаное.
Ты совсем не похожа на женщин других,
Потому мне и стала женою.
Игорь Северянин, 1927г
Дернуто на ОК. Автора не знаю.
* * *
К бабушке в деревню отвезли на лето,
Даже не спросили, а хочу я это,
В первый день в колодце утопил сандалии
И под зад ладошкою мне тут надавали.
А потом зерно я курам всё рассыпал,
Дедушка, увидев, чуть в окно не выпал.
Чтоб меня дед с бабой снова не ругали,
Спрятался я в будке - целый день искали.
Собирая в кепку яйца на насесте,
Я хотел как баба замесить их в тесте.
Не нашел муки я, замесил в песочек,
Где нибудь с десяток и еще с пяточек.
После свинье Машке я открыл калитку,
Побежала хрюшка по деревне прытко,
Ну а сам, уставши, спать прилёг в сарае,
Снова всей деревней с Машкой нас искали.
Деда самогончик-полную бутылку
На глазах его я вылил на крапивку,
А когда вторую мы с котом разбили-
Деда валерьянкой еле отпоили.
Чтобы не простыл я, не ходил с соплями,
Свитер с безрукавкой на меня напялен,
Кепку заменяет бабушкин платочек,
Будто не мужик я - маменькин сыночек.
Вот хожу в платочке, порваны колготы,
На ногах в носочках бабушкины боты.
Приезжайте мама с папою поскорее,
Я в такой одежде скоро тут сопрею.
Хорошо в деревне! Воздух и природа,
Этим летом стукнет мне четыре года,
Как пастух колхозный я ругаюсь матом....
Одного ребёнка отпускать не надо!
* * *
К бабушке в деревню отвезли на лето,
Даже не спросили, а хочу я это,
В первый день в колодце утопил сандалии
И под зад ладошкою мне тут надавали.
А потом зерно я курам всё рассыпал,
Дедушка, увидев, чуть в окно не выпал.
Чтоб меня дед с бабой снова не ругали,
Спрятался я в будке - целый день искали.
Собирая в кепку яйца на насесте,
Я хотел как баба замесить их в тесте.
Не нашел муки я, замесил в песочек,
Где нибудь с десяток и еще с пяточек.
После свинье Машке я открыл калитку,
Побежала хрюшка по деревне прытко,
Ну а сам, уставши, спать прилёг в сарае,
Снова всей деревней с Машкой нас искали.
Деда самогончик-полную бутылку
На глазах его я вылил на крапивку,
А когда вторую мы с котом разбили-
Деда валерьянкой еле отпоили.
Чтобы не простыл я, не ходил с соплями,
Свитер с безрукавкой на меня напялен,
Кепку заменяет бабушкин платочек,
Будто не мужик я - маменькин сыночек.
Вот хожу в платочке, порваны колготы,
На ногах в носочках бабушкины боты.
Приезжайте мама с папою поскорее,
Я в такой одежде скоро тут сопрею.
Хорошо в деревне! Воздух и природа,
Этим летом стукнет мне четыре года,
Как пастух колхозный я ругаюсь матом....
Одного ребёнка отпускать не надо!
Есть в природе знак святой и вещий,
Ярко обозначенный в веках:
Самая прекрасная из женщин
Женщина с ребенком на руках
От любой напасти заклиная
Ей-то уж добра не занимать
Нет, не Богоматерь, а земная,
Гордая, возвышенная мать
Свет любви издревле ей завещан,
И с тех пор живет она в веках,
Самая прекрасная из женщин
Женщина с ребенком на руках
Все на свете мерится следами,
Сколько б ты ни вышагал путей
Яблоня украшена плодами,
Женщина судьбой своих детей
Пусть ей вечно солнце рукоплещет!
Так она и будет жить в веках
Самая прекрасная из женщин,
Женщина с ребенком на руках!
Ярко обозначенный в веках:
Самая прекрасная из женщин
Женщина с ребенком на руках
От любой напасти заклиная
Ей-то уж добра не занимать
Нет, не Богоматерь, а земная,
Гордая, возвышенная мать
Свет любви издревле ей завещан,
И с тех пор живет она в веках,
Самая прекрасная из женщин
Женщина с ребенком на руках
Все на свете мерится следами,
Сколько б ты ни вышагал путей
Яблоня украшена плодами,
Женщина судьбой своих детей
Пусть ей вечно солнце рукоплещет!
Так она и будет жить в веках
Самая прекрасная из женщин,
Женщина с ребенком на руках!
Для просмотра полной версии этой страницы, пожалуйста, пройдите по ссылке.